Волки

Его клинок рассёк пустоту, а в следующее мгновение неведомая, неодолимая сила подбросила опциона вверх.

Тиберий завороженно смотрел, как тварь схватила опциона за ногу и закрутила над головой одной рукой, а потом, будто дубиной сбила с ног ещë живым человеком нескольких его товарищей.

Тварь вертелась и расшвыривала бревков, которые очень быстро прекратили наседать и бросились наутëк.

Наконец, разогнав их, ликантроп швырнул опциона в стену щитов, которую таки выстроил Тит. Стена рассыпалась. Воины покатились по снегу.

Оборотень рассëк фальксом очередного бедолагу и походя, безо всякого усилия, не отрубил, но оторвал голову другому. Просто свободной безоружной лапой с когтями-кинжалами.

Он демонстрировал просто-таки неописуемую мощь.

Тит восстановил строй из уцелевших.

— Жми его к частоколу!

В огненном хаосе, в вихре метели, во тьме глаза успевали выхватить лишь стремительное движение твари, которая пропадала и мгновенно возникала в другом месте.

— Щиты держи крепче! Кто с копьями — коли его! Загоняй!

Ликантроп вновь появился перед строем, разбежался и прыгнул на щиты, сбив несколько человек.

— Достал! — раздался радостный крик, потонувший в воплях раненых, хрипах умирающих.

Тиберий не устоял на ногах, покатился кубарем. Где-то рядом орал Бесс. После удара Герганы он смог очухаться и присоединился к Титу. Чтобы нарваться на ликантропа. Максим успел увидеть, как тварь схватила Сальвия за руку и швырнула, как до того Бледария.

Тиберий выронил меч и шарил по земле. Повезло, нашëл быстро, пальцы сомкнулись на рукояти. Декурион поднялся и… практически нос к носу столкнулся с ликантропом.

Тот замер, буквально вцепился горящим взором в Тиберия.

Максим не чувствовал ни рук, ни ног. Остолбенел, не в силах оторвать взгляда от сверкающих глаз твари. То был волк. Человек-волк. Оскаленная морда не несла никаких людских черт, но двигался оборотень на задних лапах и во всей его фигуре, не считая башки, людского всё же было больше.

А самое главное — взгляд. Совершенно осмысленный. Человеческий.

Ликантроп медлил, будто и его заворожил этот жалкий смертный.

— Умри, тварь! — кто-то из паннонцев прыгнул на чудовище сзади, ударил мечом. Ликантроп взвыл, рванул когтями. Тиберий совсем оглох от нового вопля, а тварь снова повернулась к нему, отшвырнув оторванную руку несчастного эксплоратора.

Тиберию на миг показалось. будто он услышал, как тварь звериной своей глоткой смогла прорычать торжествующее:

— Ты!!!

Декурион попятился.

— Нет… Нет! Не надо! Не-е-ет!

Ликантроп шагнул вперёд, но тут кто-то оттолкнул Тиберия в сторону. Падая, Максим успел увидеть, что путь твари заступил Тит и его крик едва не погасил сознание декуриона.

Дальнейшее он помнил смутно. Валялся на снегу. Ауксилларии орали, тварь рычала, но теперь как-то… удивлëнно. Падая в бездну беспамятства, Тиберий успел осознать, что те, кто не раз в продолжавшейся суматохе споткнулся об него — они шли вперёд. Теснили тварь.

И она пятилась.

А потом он провалился во тьму, где уже не было никаких звуков, никаких чувств. Совсем ничего.

XXV. Formosa

Каждое утро глянцевый наст слепил глаза, сверкая в слабых лучах восходящего солнца. Раскисшая земля смёрзлась комьями, снежинки уже не таяли в воздухе. Медленно, цепляясь одна за другую, они становились всё крупнее. Больше не превращались в капельки, а царапали лицо ледяными колючками. Ветер гнал с севера тучи, они нависали низко, словно сделались тяжелее свинца. Казалось, довольно протянуть руку и коснёшься кончиками пальцев зимнего неба, холодного, будто бездушный покрытый окалиной металл.

Зима гналась за ними по пятам. Они вышли из Колонии Ульпии с последним всхлипом затянувшейся оттепели, но месить грязь на раскисших дорогах им довелось недолго, она каменела на глазах.

Как ни спешили Тисса и Бергей на юг, мороз опережал их. С каждым днём становилось всё холоднее, будто зима смеялась над людьми, над их напрасными попытками уйти из-под её власти.

Как ни спешили… В общем-то в их ползучем продвижении торопились, обгоняя друг друга, лишь мысли Бергея. Он злился и нет-нет, да выплёскивал гнев на девушку, давая волю резким словам. Потом, заметив, как она украдкой размазывает слёзы, стыдился. И всё же ему было очень сложно насовсем отогнать эту гаденькую мысль, что сам по собственной воле он привязал себе на ноги тяжёлые гири. Обузу.

Он был уверен, что без Тиссы пролетел бы весь путь от Колонии Ульпии до Дробеты, как на крыльях. Память услужливо подсунула от кого-то слышанное — тут пути дней на десять. Край — двенадцать. Ну ладно, так уж и быть, четырнадцать. Если на телеге, да с днёвками. Царские скороходы в прежние времена добирались за пять-шесть.

Сколько они с Тиссой ползли до Дробеты, сын Сирма сказать не мог. Он давно потерял счёт дням. А зря.