Волки

Дымохода тут нет. Дым утекает под потолок. Там маленькое окошко с задвижкой. Надо закрыть, как дрова прогорят, иначе в комнате очень быстро станет слишком холодно. Эвфросин позаботится, можно не напоминать.

Накануне императору пришлось поругаться с верным слугой. Эвфросин отвечал за платье цезаря, в том числе охотничье. Траян вызвал его и заявил, что намерен развлечься охотой. Слишком закис здесь, скоро покроется плесенью. Нужно размяться.

Эвфросин едва не в ноги ему вцепился. Не пустил. Призывал на свою голову любые кары, но твёрдо заявил, что цезарь поедет на охоту только через его труп.

Ведь там эта тварь… Она только того и ждёт.

Знают…

Все всё знают. Гораздо больше, чем следовало. Марциал и правда мышей не ловит?

Да нет, как тут скроешь. Как заткнуть рты тысячам солдат? Особенно после того, что случилось в лагере.

Что это всё же за тварь? Что ей нужно?

Она появилась после смерти Децебала. Может это его неупокоенный дух пытается отомстить?

Сура сказал, что это чушь собачья. Всё можно объяснить без привлечения сверхобычных сущностей. Остальные не столь уверены.

Лициний слишком много читает греческих философов. Как и Адриан. Но Публий ещё не дочитался гречишек до отрицания богов, а вот Лициний, похоже, к этому весьма близок. А может быть уже.

Эвфросин закончил возиться с дровами. Поинтересовался, чем ещё может быть полезен.

— Принеси-как мёду, дружище.

Статилий рекомендовал чаще пить вино с мёдом. Что же, одно из самых приятных лекарств, грех не последовать этому предписанию.

Вольноотпущенник скрылся за дверью, но вскоре вернулся с горшочком мёда. Смешал в кратере и удалился, удовлетворённый кивком благодарного патрона.

Вкус фалерна привычно изменился. Терпкий, сладкий. Мульс любят женщины, а Марк Траян не очень его почитал. Впрочем, то, что сейчас приготовил Эвфросин, это не мульс. Тот следовало готовить иначе. Мёда добавлять поменьше, смешать с пряными специями и хранить в закупоренных амфорах несколько недель. Некоторые потом ещё выпаривают так, что он даже и не пьянит вовсе.

Божественный Август как-то выпытал у столетнего Ромилия Поллиона секрет долголетия и тот назвал мульс.

Что ж, сам Октавиан прожил довольно долгую жизнь, не грех воспользоваться советом.

Статилий, впрочем, не стал лишать императора немногих радостей и ничего не сказал про выпаренный мульс. Просто вино с мёдом. И мёда побольше. Получается излишне приторно, но придётся потерпеть, это же лекарство. Врач прописал, никуда не денешься.

Траян доверял Статилию. Он расспросил его приватно о том человеке, которому Критон написал письмо. Врач поведал некоторые вещи, которые императора встревожили. Знаток сверхобычного. Все эти высокие материи пугали. Если что-то нельзя раздавить легионами, то от такого стоит держаться подальше.

На столе лежал свиток с лирическими виршами. Как хоть тут оказался, среди документов? Не иначе как Публий принёс, больше некому.

«Не горюй же о смерти, друг.

Ты же ропщешь, — к чему?

Плачь не плачь — неминуем путь.

Нам без жалоб терпеть

Подобает утрату. Пусть

Свирепеет буран

И безумствует север. Мы

Будем пить и хмелеть:

Нам лекарство от зол — вино».

Перевод Яна Голосовкера.

Это Алкей. Публий нередко читал его стихи Марциане, она их любила. А когда её не стало, вот именно это стихотворение читал Августу.

Их тут двое таких, любителей поэзии. Только Гентиан всё больше стихи своей сестры читает, а Публий неизменно кривится и ворчит, что вирши Теренции дурны, преисполнены неуместного пафоса и безвкусны.

«Нам лекарство от зол…»

Ах, если бы всё зло мира можно было победить вином, Марк Ульпий с радостью стал бы преданнейшим из служителей Диониса.

Траян часто пил в одиночестве. Вообще очень много пил. Вино было одним из двух его пороков. Он сам, жена, благородная Помпея Плотина и покойная, увы, сестра Ульпия Марциана считали их главными. Большинство придворных лизоблюдов единственными, и достойными всяческого оправдания, «ведь никому эти маленькие недостатки не причинили зла».

Хотя уже то, что о них знали посторонние, чрезвычайно раздражало.

Страдая в ознобе и сетуя на скверную погоду варварских земель, эту отвратительную зиму, куда-как менее приятную, чем даже зима в Германии, принцепс некстати вспомнил тот давний разговор с Адрианом. Публий был против этой войны. Считал, что завоевание Дакии Риму невыгодно. Он не сомневался в победе двоюродного дядюшки, всегда по достоинству оценивал его полководческие и организаторские способности, и возражал вовсе не из-за предстоящих трудностей. Хотя, в общем-то, из-за них, но несколько иного рода. Он опасался не тягот войны, но чрезмерных забот жизни послевоенной.

«Теперь здесь придётся строить лимес и держать легионы».

Лимес — «дорога», «граничная тропа», римский пограничный рубеж с валом, сторожевыми башнями, иногда деревянными стенами, а местами — каменными (будущий Адрианов вал в Британии).