Читаем Волки полностью

Тит бросил быстрый взгляд на Тиберия и отметил, что у того вся кровь от лица отхлынула. Того и гляди грохнется в обморок.

— Волк? — всё же переспросил Лонгин.

Приказ Марциала двусмысленностью не отличался — не болтать про всяких там ликантропов под страхом… разных неприятностей. Однако глаза у страха встречи с неведомой тварью оказались столь велики, что на запреты Весёлого Гая легионеры и ауксилларии с лёгкостью забили инструмент, размерами способный посрамить и Приапа, а также Дионисова осла, с коим тот некогда мерялся.

Шептались даже в Апуле, а уж по фортам и вовсе болтали во весь голос. Короче, хер положили размером с огромные каменные грибы, что торчат из земли по всей Каппадокии. Герострат их видел и не дал бы соврать.

Марциал впервые разводил руками в бессилии пресечь сплетни.

— Утром, в сумерках ещё, появился на рудниках и устроил там безобразие, — сказал Герострат.

— Восемь человек сожрал, — добавил Бледарий.

— Просто убил, — возразил сириец, — когда ему жрать-то было? И не восемь, а семь. Ещё чего-то там сломал. Несколько кандальников разбежалось.

— Он их прямо специально освободил? — удивился Бесс.

Бледарий помотал головой.

— Да хер его знает, — ответил более разговорчивый сириец, — не видели.

Герострат на латыни говорил лучше коллеги из бревков, хотя тот родился в крае, что лежал совсем недалеко от тех мест, где появился на свет Тит Флавий.

В речи сирийца тоже слышался неистребимый чужеземный говор, в отличие от бревка восточный, но он хотя бы фразы правильно составлял, а Бледарий в компании Герострата старался говорить покороче.

— В общем, как оттуда кое-кто из их братии прибежал, — Герострат кивнул на коллегу, — так Юлий отправился ловить тварь.

— Половина наших с ним, — добавил опцион.

— А вы теперь тут ссытесь, — резюмировал Тит.

— Ты слушай, что говорить, — обиделся Бледарий.

— Это он тебе намекает, что ты скоро тут сраться начнёшь, — усмехнулся сириец.

Лонгин снова посмотрел на Тиберия. Тот прикусил губу. В глазах отчётливо читалось: «А давайте отсюда свалим?»

Принцепс покачал головой. Попросил указать, где разместиться его людям.

Через некоторое время, когда в котлах уже закипала вода под кашу, Бесс приблизился к нему и шепнул на ухо:

— Ты хорошо их знаешь?

Тит кивнул.

— Юлия знаю. И Герострата.

— Юлия?

— Центурион у них — Гай Юлий Катунект. Он не бревк, из Норика. Но предок осел в Сирмии, поэтому он вот тут с бревками. Он не такой косноязычный варвар, как этот Бледарий.

Сальвий приподнял бровь. Лонгин усмехнулся:

— Да, римский гражданин. При Божественном Августе предок выслужился.

— Охренеть… — выдохнул Бесс, — а чего в ауксиллариях тогда?

Принцепс пожал плечами.

— Как-то не пришло в голову расспросить.

Эксплораторы уже перезнакомились со всем гарнизоном и активно чесали языками. Всегда интересно, когда у одного костра собираются люди из разных уголков империи, а бревки с киликийцами ко всему прочему числились среди заслуженных воинов и знали друг друга давно.

— А как ты с ними… Со всеми…

— Познакомился?

— Да.

— Четыре года назад помнишь, я без вас с Тиберием уходил в вексилляции Сентия Прокула? Отражали набег варваров на Мёзию. Но этого Бледария не знаю. Только Катунекта и Герострата.

Вексилляция — подразделения, выделенные из состава легиона и действующие вдалеке от места его дислокации. Так же вексилляция может быть сводным отрядом из нескольких подразделений, как в данном случае.

— А-а-а… — протянул Бесс.

Он помолчал немного. Тиберий сидел поодаль и поминутно оглядывался по сторонам.

Сальвий поочерёдно переводил взгляд с бревков на киликийцев и обратно. Пробормотал себе под нос:

— Поди ж ты, Гай Юлий. Что-то мне это напоминает.

— Что? — спросил его один из товарищей.

— Неких римских граждан. Тоже благочестивых и верных…

— О чём ты, Сальвий?

Бесс не ответил.

XXIII. Отчаяться — решиться

В дверь постучали около полуночи. Нельзя сказать, что чувство времени Диду никогда не подводило, но и ошибался он крайне редко, всё-таки седьмой десяток лет небо коптил. Чувствовал. Вот и сейчас не ошибся, хотя чувствам и зацепиться вроде не за что было. Луна спряталась за тучами. Тьма непроглядная.

Очнувшийся разум допросил дряхлое тело: живо ли? Да вроде есть маленько. До ветру бы надо сходить. Интересно, в чертогах Залмоксиса надо ходить до ветру? Спросить-то некого. Жрецы все сгинули. Чудно, столько прожил на свете, а вот только сейчас о таком задумался. И было бы о чём думать. Скоро уже в чертоги-то. Там и узнаешь.

Костистый плешивый старик с кряхтением сполз с лежанки.

— Ата, не открывай! — зазвенел испуганный бабий голос.

Невестка проснулась. Младшенького жёнка. Вернее, вдова. Все они тут вдовы…

— Цыц, дура. Ежели кто недобрый, всё одно дверь высадит. Удержит его эта гнилуха, жди…

Кого там Рогатый притащил в такой час? Этих, что ли? Да больно мы им нужны…

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза