Волки

Чуть только забрезжил рассвет, Вихрев покинул стан. Он вернулся к ропакам и опять направился вдоль их кромки. Часто отходя в сторону и обследуя каждое интересное место, он прошел еще метров шестьсот. Солнце уже высоко поднялось, ночные туманы сбились в прозрачные облака и плыли на запад.

Началось сухое мелколесье с кустами дикой вишни. Николай хотел присесть, отдохнуть и, выходя из лесной мелочи, замер… Левее метрах в тридцати стоял крупный волк и смотрел на него. У волка виднелась из вишняка только голова и грудь. Он, видимо, только что заметил человека и еще не принял решения, что делать.

Роились мысли: «Стрелять? Но может быть это не Беспалая и я испорчу все дело — испуганная выстрелом волчица спрячет волчат, скроется… Но если это ее самец, то он сейчас вернется и все равно взбудоражит Беспалую. Надо стрелять!»

Волк повернул голову, видимо, приняв решение. Николай вскинул ружье, и два выстрела один за другим дробным эхом разнеслись по ропакам. Зверь прыгнул в куст вишни и забился.

Сменяя патроны, Николай подбежал к нему. Волк вклинился в куст и лежал вверх спиной. Вихрев вытащил его за хвост и опрокинул. Старый самец. Но что это? Набитая тропа к ропакам? Ага… по этой тропе он шел на водопой. Значит эта тропа идет от гнезда. Скорее туда, к Беспалой!

Держа ружье наготове, с взведенными курками, он быстро пошел вдоль тропы. Метров через восемьдесят на прогалинах стали встречаться старые кости и норки, видимо, накопанные волчатами прошлого года. Земля была сильно набита, кусты отоптаны и местами поломаны.

В настороженной тишине он вдруг услышал впереди скуление и подвизгивание волчат…

Тут он почувствовал кисло-тухлый запах разложения мясных остатков и, сделав еще шагов двадцать, увидел… гнездо.

Под выворотом, обгорелой осины, большая яма, на дне которой лежали и ползали на косых лапах щенки. Их было девять. Они уже зрячие и передвигались, но еще неуверенно. Глаза были с тем тускло-синеватым отливом, какой бывает и у щенков собаки в возрасте 18—19 дней.

Заглянув в логово, Вихрев выпрямился и опять прислушался. Кругом все та же особенная, тревожная тишина… В голубом небе парил коршун.

Щенки успокоились и замолчали. «Что делать? Где волчица? Возможно она затаилась и наблюдает за ним из зарослей, а может быть от выстрелов убежала дальше и в этот светлый день боится подойти к гнезду. В момент выстрелов она была здесь, и, убегая, разбудила, потревожила щенков, которые подняли визг и возню. И безусловно мать вернется к детям. Ее заставит это сделать сильнейшее чувство — инстинкт материнства… Но когда? В вечерние сумерки?»

Так анализировал Вихрев, привалившись боком к вывороту осины. Потом он обошел вокруг логова, все время готовый к выстрелу. От гнезда отходили две тропы. Одна тянулась к выпасам его колхоза, другая к колхозу им. Куйбышева. Обе тропы от гнезда были сильно набиты и имели свежий вид.

Вблизи только изредка встречались высокие березы и осинник. Караулить волчицу у гнезда или вблизи на одной из троп было неудобно. Кругом мелкий кустарник и заросли. Волчица вечером будет рыскать вокруг в надежде вынести щенков, но ее не увидишь и не убьешь. Необходимо было придумать что-то другое, более верное. Он заметил недалеко от ропаков по направлению к своей деревне на расстоянии двухсот пятидесяти-трехсот метров высокие развесистые березы и осины. Там не было таких зарослей и безусловно удобнее организовать засаду.

Солнце уже пошло к закату. Можно действовать. Николай никогда не был жестоким парнем, но в данном случае он безжалостно перебил палкой по переносице семь щенков и только двух оставил в живых. Потом он посадил живых волчат в мешок, а перебитых связал шпагатом и пошел, волоча их за собою. Он прошел таким образом до убитого самца, взвалил его себе на плечо и пошел дальше к высоким березам, волоча за собою «потаск». Мокрый от тяжести и нервного напряжения, наконец, он добрался до пары берез и, оставив тут перебитых волчат, пронес тушу самца к кромке ропаков и забросил в кусты тала. Вернувшись, достал живых волчат и сильно перетянув им лапки шпагатом, отнес в сторону на бугорок и привязал к кустику шиповника. Затем, протащив мертвых щенков дальше метров на двадцать, он забросил их в высокую, старую траву.

Кажется все в порядке! Он вернулся к паре берез, и выбрав самую развесистую из них, с упавшей на нее осиной, забрался по стволу вверх до пяти метров. Тут он выбрал удобный сук и уселся лицом к привязанным волчатам. Николай обломал ветки, мешавшие ему для наблюдений и выстрела. Огляделся. Засада замечательная. Кругом все видно на большое расстояние, а он здесь вверху достаточно замаскирован. Слабый ветерок дул с берега в ропаки.

Только сейчас, к вечеру, Николай почувствовал, что сильно хочет есть, но хотя мешок был рядом, он решил терпеть, чтобы не делать лишних движении и не выдавать своего присутствия. Щенки внизу скулили.

* * *