Волки

Николай дошел до того места, откуда виднелся в ропаках островок и, сбросив мешок, сел отдохнуть. На полянке, среди мокрого прелого листа, белели подснежники и местами выбивалась первая лесная травка. Направо, северная и западная часть ропаков им уже была обследована. Путь предстоял вдоль кромки ропаков на восток. Солнце пошло уже к закату. Охотник отдохнул и пошел дальше. Он часто останавливался, прислушивался и осматривал ржавые кочки и травы. Ничего не обнаружив, отходил от кромки болота и также бесшумно обследовал ближайшие заросли или березовые рощицы. Предположить логово здесь в ропаках было нельзя. Ропаки шли ровным болотом, с редким чахлым кустарником. Никакого сухого островка, а следовательно и гнезда здесь быть не могло. Так он осторожно прошел еще километр.

Стало смеркаться. Где ночевать? После дождя должны быть туманы, а он для облегчения ничего теплого с собою не взял. Огонь разводить нельзя. Гнездо возможно близко, а костер может навести волчицу на подозрение… Николай вспомнил, что здесь километра за два должен быть полевой стан тракторной бригады их колхоза. Временами вдали слышался гул мотора.

«Правильно. По плану севооборота наши яровые поля в этом году должны быть там. У Максима ночую, а завтра пораньше утром вернусь сюда и продолжу разведку», решил он, и, свернув влево через березовый ко́лок, быстро пошел к стану.

Было уже темно, когда он подошел к вагончику стана, возле которого горел костер и еще издали слышались голоса. При стане было два трактора. Один из них работал невдалеке и его фары на дальних поворотах бросали на пашню яркий сноп света. Тихая весенняя ночь наполнялась рокотом мотора… Другой трактор, «Сталинец», стоял у вагончика. Это была машина тракториста Максима. У трактора произошла какая-то небольшая поломка и сменщик Максима — Федор, еще при солнце уехал за запасной частью.

На стане было человек десять — все молодежь. Кроме работников тракторной бригады здесь заночевала и бригада по очистке полей от сорняков и снегозадержателей. Люди расположились у костра за ужином. Как знакома и близка была Николаю эта картина по прошлогодней работе, когда он доставлял тракторам воду и горючее.

Появление из темноты Вихрева все встретили радостно и шумно. Максим обнял его с криком.

— Привет дорогому волкодаву и следопыту Дерсу Узала![6] — и освободил ему место за общим столом у костра.

Девушки и парни забросали его вопросами. Он отвечал, шутил и энергично работал ложкой. После ужина, несмотря на напряженный рабочий день парни и девушки не пошли на отдых в вагончик, а остались у костра. Шутки, остроты и песни скоро превратились в вечер самодеятельности. Развеселился и Николай.

— Максима просим спеть, Максима! — кричала Дуся, веселая краснощекая девушка из бригады по очистке полей. Максим имел хороший тенор и любил петь.

Он спел о весенних полях, где бархатным ковром широко раскинулись озимые, а на высоких яровых участках гудят трактора с Кировского завода.

Он пел о том, что местами разбитый враг все еще грозит, но пусть он помнит о Сталинграде и «котлах».

«Всегда готов я руль машины
Сменить на танк иль автомат,
Спокойно вы растите нивы…
Включайся, лемех, на захват».

Шум аплодисментов и криков покрыл последние слова его песни… Молодежь долго не могла успокоиться, повторяя куплеты.

Потом восстановился порядок, и вечер самодеятельности продолжался. Тут были рассказы и анекдоты, танцы и пляски под быстро собранный джаз из ложек, тарелок и ведер.

Дошла очередь и до Вихрева. Он стал декламировать. В стихах он говорил о своей любви к уральской природе… Злые зимние метели, морозный сон полей, опушенные снегом березы и ели были также дороги ему, как и весенний лепет ручьев, небес глубоких синева и нежных зорей красота…

Любил он зной полей, покосы, дурманный запах их и прель лесов тенистых… и шалости озерной волны, когда «в горах стучит, грохочет могучий гром, и ливень льет, и эхом дальним то хохочет, то плачет пенистый поток».

Уральской осенью ему нравилась тишина, короткий день и холод ночи, когда на извечно родной земле созревают хлеб, плоды, корма и по натоптанной тропе проходят тучные стада…

Еще любил он мешок походный, централку верную свою, топор и нож, и день свободный, давно знакомую тропу… Тропу, которая должна, наконец, привести его к победе над легендарной, злой волчицей.

Его декламация также всем понравилась, как и песня Максима. Только Дуся с улыбкой заметила:

— Вот о девушках ничего не сказал, не любишь?

Максим в ответ ей пропел:

— Ну а девушки, а девушки потом!

Все весело расхохотались. Стан шумел той неугасимой энергией, которую может создать только свободная, радостная молодежь.

Подъехал Федор с запасными частями.

Максим поднялся и сказал:

— Все, товарищи, точка! Для меня вечер самодеятельности закончен. Через час мои стальные кони должны работать, как часы, чтобы догнать и перегнать трактор Виктора Николаевича.

Дуся увела бригаду на отдых в вагончик. Николай прилег на соломе у костра.

* * *