Волки

Машина ждала их неподалеку, и через полчаса все уже были на цыганской квартире, где их ждали.

— Хассиям![13] — воскликнул открывший им дверь молодой цыган, когда увидел Митю. — Где ты его отыскал, Савва? А мы пол-Москвы облазили. Думали, сбежал?!

И так это было сказано, что Митя, несмотря на всю серьезность обстановки, рассмеялся и развел руками:

— Куда же я от вас сбегу, ромалэ? Нет мне без вас дороги!

— Ой, врешь, морэ, по глазам вижу, что врешь, — ответил парень. — И все-таки, Савва, где ты его нашел?

— Друга он своего спасал, — ответил Савва, — того, которого мы ловили…

— Садись, морэ, рассказывай, — сказал молодой цыган, — все равно тебе выбирать придется: или мы, или он!

— Да, — с тоской протянул Митя, — куда деваться, загнали меня в угол. Зачем вам жизнь Седого? Отдаст он ловэ, отдаст.

— Что ж до сих пор не отдал? — спросил Савва. — И дело было бы закрыто, а то мороки много, а времени нет.

— У него нет сейчас, но он достанет!

— Врешь ты, Митя. Слышал я, что твой Седой недавно большой куш взял, — усмехнулся Савва, — а платить не хочет.

— Его деньги — его заботы, — ответил Митя, — но, насколько я Седого помню, он никогда денег не жалел. Деньги для него — пустота.

— Что же он людей за них гробит? — снова вмешался молодой цыган.

— А ты, — поинтересовался Митя, — давно руки отмыл?

Парень угрожающе двинулся к Мите, но Савва остановил его взглядом.

— Погоди, не время, еще не поговорили.

— Нам с тобой делить нечего, вины за мной перед вами нет, а то, что друга вам на съедение не отдаю, так это вы сами должны понимать, ведь не выродок я, а человек. Жизнь вы мне спасли, приют оказали, все это верно… Что же, я за это рабом вашим должен быть?

— Не заводись, — сказал Савва. — Но сам посуди. Меж двух огней стоять всегда опасно. А один ты быть не сможешь, не такой человек. Так что отдай Седого. Скажи, где его лежбище, где он может скрываться? И мы тебя в покое оставим. И жизнь его не хотим брать, а только деньги. Что же он бегает?

— Говорил я уже, если он не отдает деньги, значит, нет их у него сейчас. Появятся — отдаст, чтобы только с вами развязаться. Зачем ему лишние хлопоты?

— Ладно, Митя, верю я тебе, не знаю почему, но верю. Не будем искать Седого, дадим ему время. Но если он тянуть станет — крышка и ему, и тебе, ведь выходит, что ты за него ручаешься?!

— Ручаюсь, — сказал Митя.

И сразу обстановка изменилась: и напряжение как будто рукой сняло, и гитара появилась, и стол был накрыт, и песни зазвучали. Митю всегда удивлял этот мгновенный переход от радости к горю, от печали к веселью. Так перестраиваться умели только цыгане.

Душа твоя поет и не стареет!
Припомни, как ты с нами кочевал,
Не замечал, как пролетало время,
И все свои тревоги забывал.
Коней поил, плясал, когда был праздник,
Лихим ты был, я помню, как сейчас!..

Женский голос оборвал песню на полуслове, и, словно ниоткуда, в ответ ему возник мужской голос, и песня снова ожила и полетела.

— Послушай, разве это было? Разве
Один раз в жизни будет звездный час?

Да, дорогой, всегда одна дорога,
И друг один, и женщина одна
И Бог один! И нет другого Бога,
И нам другая доля не нужна!..

Песня снова оборвалась, на этот раз окончательно. Дверь распахнулась, и на пороге возник избитый Валерка. Он еле стоял, его поддерживали под руки молодые цыгане.

— Вот, морэ, — сказал один из них, Николай, — отыскали пацана, который с тем паханом шатался.

Валерку втолкнули в комнату. Он плюхнулся на стул и рукавом вытер стекавшую с губ кровь.

— Что, парень, где твой хозяин? — спросил Савва.

— Откуда я знаю? Давно не видел.

— Где вы его отыскали? — поинтересовался Митя.

— В баре водку глушил, — ответил Николай. — Мы его в машину кинули и сюда.

— Дураки вы, — снова вмешался Митя, — в баре ошиваетесь, а там люди Седого. Опять кровь будет. Потом лишние разборки.

— Ты, Митя, нам не указчик! — резко и отчетливо произнес Николай. — Мы тебе верили и за тобой шли. А ты с Седым снюхался.

— Прав Митя, — сказал Савва, — дело он говорит. Нечего лишнюю кровь проливать, без пользы это. — В голосе Саввы прозвучали угрожающие нотки.

Все стихли.

— Что делать с тобой, парень, ума не приложу! — воскликнул Савва.

— Пришить его, и дело с концом, чтобы пахану был урок, — хмуро проговорил молодой цыган.

— Меня уже пытались пришить сегодня, — зло усмехнулся Валерка, — меня и мою девчонку.

— Да что ты? — подивился Савва. — Кто же это?

— Цыган! — ответил Валерка.

— Какой еще цыган?

— Его, кажется, Гурано зовут. Друг Седого.

— Знаю я его, — кивнул Савва.

— Чем же ты своему хозяину не угодил? — поинтересовался Николай.