Волки

Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела
И в парке громко музыка играла,
А было мне тогда всего шестнадцать лет,
Но дел успел наделать я немало.

Лепил я скок за скоком, а наутро для тебя
Бросал хрусты налево и направо,
И ты меня любила и часто говорила:
«Житье блатное — хуже, чем отрава…»

— Ну и район! Черт бы его побрал! — выругался Митя. — А ведь совсем неподалеку от центра.

— Чего ты шляешься здесь, идол? — прошипела «ведьма». — Чума тебя задери. Ходит и ходит, а чего ходит, кто ж его знает?

— Мамаша, — сказал Митя вкрадчиво, — вы, случайно, не знаете, где здесь живет девушка по имени Рубинта?

— Это какая же тебе Рубинта нужна, милок? — насторожилась женщина.

— Стройная такая, я ее днем провожал, цыганочка. Может быть, видели?

— Не видела и видеть ничего не хочу. Иди себе, ступай отсель. Скорей ступай и края эти забудь.

Митя достал из кармана деньги и протянул женщине. Она немного смягчилась.

— Милый, за каким лядом тебя сюда занесло? Рубинта горе тебе принесет. Отродье. И вся семья у них такая. Пришьют тебя здесь.

По мере того как женщина говорила, Митя все больше и больше удивлялся. Но какое ему до всего этого дело, только бы девушку повидать?!

— А как бьют-то ее, как бьют, когда денег не приносит! И мать у нее тоже молодая, и мужики ходят, и брат каторжный.

— Не заливаешь, мамаша?

— Чего мне врать-то. Не за просто так говорю, за деньги.

— А ты по совести попробуй.

— Куда приехал совести искать?

«Ведьма, а рассуждает!» — подумал Митя и ощутил, как по коже пробежал неприятный озноб.

На втором этаже приоткрылось окно, и кто-то испуганно пробасил:

— Чего там, Карповна, опять менты?

— Догуливай, — отозвалась Карповна.

— Ух ты, какой бас! Кто это? — спросил Митя у Карповны, и та рассмеялась.

— Твою Рубинту «колотую» распинают, а ты со мной лясы точишь и, небось, ангелом ее считаешь?

— Так, значит, она «колотая»? — переспросил Митя.

— А как же, разве она тебе об этом не сообщила?

— Сообщила, сообщила…

Все дальнейшее вспоминалось Мите как некое сочетание черных и белых пятен, словно все это происходило во сне и не с ним. Что-то словно внутри него взорвалось, заставив ринуться к дверям дома.

— Куда? — истошно завопила Карповна.

Но Митя уже бежал по деревянным ступеням, потом по длинному коридору, где наугад рванул на себя одну из дверей и… застыл на месте…

В комнате горели свечи. На широком цветном ковре лежала голая Рубинта и курила сигарету. Рядом валялись пустые бутылки с цветными наклейками. В углу, на табуретке, сидел низкорослый парень, держа в руках стакан с водкой. Он резко повернул голову и замер от неожиданности.

Рубинта вскочила на ноги и кинулась в угол — искать какое-нибудь укрытие. Зловеще светились лики на иконах.

— Зачем ты пришел? — услышал Митя голос Рубинты. — Неужели не понял, что я не хочу тебя больше видеть?

— Понял, понял, — закивал в ответ Митя и, не глядя на парня, сидящего на табуретке, крикнул ему: — Выметайся!

Но тот медлил. Он резко наклонился, и над головой Мити вдруг мелькнул нож. Он врезался в притолоку двери и, задрожав, стал раскачиваться.

— Ах ты паразит, — крикнул Митя и кинулся к парню, но тот схватил табуретку и швырнул ее. Увернувшись, Митя подскочил сбоку и ударил парня рукоятью ножа, выхваченного из кармана, по голове. Парень упал.

— Уф, — вздохнула Рубинта, — а я думала, он тебя прикончит. Это же Щеголь — гроза!

Митя рассмеялся. Парень так не вязался с его представлением о щеголях, что стало смешно. Рубинта подошла заученной профессиональной походкой и распахнула халат, который успела надеть на себя, но Митя отодвинул ее в сторону:

— Поговорим…

Он посмотрел на нее и увидел, что Карповна была права. Высокая и полная грудь Рубинты была татуирована, так же, как живот и бедра. Так вот почему ее называли «колотой».

Рубинта опустилась на ковер и стала рассказывать.

— Мне было двенадцать, когда меня изнасиловал Князь с Птичьего. Отец до полусмерти избил меня, и я ушла из дома. Но Князя тронуть побоялись. «В законе» он. За ним — сила. Воры. Хотела я повеситься, но Князь нашел меня и снова изнасиловал. Потом послал к другому. Так началось все это… Я подумала, что лучше быть с одним, и стала жить с Князем. Он-то, по крайней мере, царил на Птичьем. Вот он и приспособил меня к «настоящему делу»… И я стала «работать»…

Рубинта говорила о ночных набегах на магазины, о том, как ее подсылали к директорам, и о многом другом.

— …Но всему приходит конец, и вот — колония для малолетних, потом тюрьма, пить научили… Сейчас опять Князь командует, все заново.

— Больше тебя никто не тронет, — сказал Митя, и Рубинта рассмеялась.

— Кто же меня защитит? Уж не ты ли, пацан?

— Я. А если тебе меня не хватит, наши урки помогут. А пока я поживу здесь.

— Одурел ты, пацан. Пришьют тебя!