Волки и вепри

— А ты разве не возьмёшь большую секиру? — подивился Рагнвальд.

— Я её и не подыму, — усмехнулся Хаген.

— И щита не подымешь? — съязвил Жестокий.

— Мало проку, — пожал плечами Хаген.

— Заметьте, — обратился Рагнвальд к остальным, — я дал сопернику сравнять возможности, но он сам отказался. Так что пусть никто не назовёт этот бой нечестным!

— Короче, достойный сын Рольфа, — Хаген сплюнул, едва не угодив противнику под ноги, как однажды сплюнул сам Рагнвальд, почти девять зим назад, в пивном зале Скёлльгарда, в разгар беседы между Фрости Сказителем и Ормом Белым. Девять зим! О, как же всё изменилось — и осталось по-прежнему. Но уже тогда Хаген знал: море слишком тесно для всех них.

Рагнвальд изменился в лице. Насмешку в глазах скрыла набежавшая туча, губы сомкнулись стеной щитов, ощетинились копьями усов. Вепрь не ждал дерзости от щенка.

Нет. Даже не от щенка.

От крысёнка.

— Готов? — Жестокий перехватил секиру обеими руками, встал на северную сторону поля.

— Вполне, — бросил Хаген с южной стороны.

— Сходитесь! — крикнули одновременно Хродгар и Кьярваль.

И было посему. Сошлись.

Ни доспехов, ни шлемов поединщики не надели — Рагнвальд из бахвальства, Хаген — из расчёта. Ни силой, ни умением Леммингу было не тягаться с одним из лучших бойцов Севера, зато в проворстве и стойкости Хаген мало кому уступил бы. А кольчуга или даже кожаный нагрудник — лишний вес на плечах. Он и так едва успевал уворачиваться от широких замахов Рагнвальда. «Ведьма щитов» скалила стальную пасть, визжала и смеялась, полосуя воздух от земли до небес, от одного края мира до другого, а потом — наискосок, и солнце плясало на железных зубах, раскаляясь, из багряного делаясь белым.

«Отлично», — подумал Хаген, проводя глубокий колющий выпад. Остриё мэккира задело бороду Рагнвальда, не дотянув до горла толщины трёх пальцев, отпрянуло, как гадюка от хорька, и ткнулось в подмышку, снова не задев кожи, но оставив в толстой шерстяной рубахе дыру. Рагнвальд развернулся, перехватывая секиру, раненная рука дрогнула, так что Хаген получил не лезвием по голове, а лишь тычок рукояти в грудь. Ощутимо, мощно, но не смертельно. Лемминг покачнулся, пытаясь устоять на ногах, бешено завертел мечом «мельницу». Рагнвальд усмехнулся, не воспользовался беззащитностью — знал, что это лишь видимость.

Хаген коротко глянул на запад. Туда, где под лучами восходящего солнца блестели сугробы. Достаточно высокие. Мерцающие колкими искрами. Поводил ногой по снегу. Как ни утаптывали площадку для боя, а подошва скользила. Превосходно скользила!

И Хаген перешёл в наступление, заходя спиной на запад, вынуждая противника повернуться спиной к востоку. Рагнвальд недоверчиво усмехнулся, в глазах отразилось удивление — всякий скажет, что мало удачи — биться лицом к солнцу! — и, со звоном отразив очередной выпад гадюки ран, сам завертел гибельный вихрь, намереваясь завершить бой как можно скорее. Затягивать не хотелось: давняя рана давала о себе знать, холод и напряжение мышц отдавалось в перебитой кости правой руки, а сладить с вёртким Леммингом одной левой Рагнвальд не чаял. Разве что сменить оружие. Но — не сочтут ли это слабостью? Для широкого лезвия «ведьмы щитов» точность удара не столь важна, как сила. А значит — вперёд, раздавить наглую мышь!

Теперь Хаген и не помышлял о наступлении — отходил, прощупывая под ногами обледеневшие камни. Предчувствуя спиной ореховые ветви края площадки. С каждым шагом назад — всё ближе. Наткнулся на выступающий камень, этакую ледяную горку в полфенга высотой. Солнце било прямо в лицо, слепило, кололо глаза белыми спицами. Хаген шагнул назад и вбок, получил по голове — край секиры скользнул по черепу, срезал прядь волос, ободрал кожу. Тонкая красная линия разделила лицо сына Альвара на две половинки. Хаген пригнулся, ловя на клинок отблеск солнца…

Рагнвальд поморщился — снег за спиной противника и так отдавался в глазах мельтешением огней, а тут ещё и солнечный зайчик скачет! — шагнул вперёд, занося секиру над головой, предвкушая «Удар грома», хруст крысиных костей и брызги крови. Отступать некуда, Лемминг, позади — орех! Противник распластался, размазался в искристом сиянии, но вепрь битвы знал, куда бить, руки знали, куда обрушить небо.

И небо рухнуло.

И — обрушилось внутрь себя, не накрыв земли. Трижды могучее тело предало сына Рольфа: десницу пронзила боль, и хоть на миг, но хватка ослабла, крадя точность удара; взор застило сияние снега; нога же подвернулась на скользком выступе, увлекая витязя на полшага дальше. Прямо на меч в руках Лемминга.

Тому осталось лишь устремиться навстречу вепрю, сжимая рукоять Справедливого.

Мэккир пронзил широкую грудь Рагнвальда, вышел, окровавленный, из спины. Сквозь плоть, кожу и одежды. Секира с размаху опустилась на плечо Хагена — древком, не лезвием. Со стороны казалось: друзья обнимаются после долгой разлуки. Жестокий захрипел удивлённо, кровь пузырилась на его губах, склеивала бороду, закрашивала лёгкую проседь. Секира выпала из ослабевших рук. Рагнвальд начал заваливаться, Хаген поддержал его, переворачивая на спину.