Волки и вепри

Потом закрыл глаза павшему сопернику и вытащил меч.

Свидетели застыли, ошеломлённые. Снимали шапки — в могильном молчании. Затем едва не бегом устремились в ореховый круг.

— Ну ты, Хаген, даёшь! — выпалил Торкель, не веря, как и прочие, своим глазам, хлопая друга по плечу. Хаген поморщился — последний удар «ведьмы щитов» не прошёл даром, но ничего не сказал: такой чистой радостью лучилось лицо Торкеля. Хродгар хмурился, но и в его суровых глазах мерцала улыбка.

— Так, стало быть… — пробубнил Энгель. — Ну, вы это… думается мне… бой прошёл по всем правилам. Никакого колдовства, никаких хитрожопых штучек. Да? В смысле — все свидетели согласны? Кьярваль, что скажешь?

— Скажу, что надо оттащить Рагнвальда, — геладец скинул плащ и рукавицы, закатал рукава рубахи, подхватил павшего за ноги. — А потом снова разровнять площадку!

— Это ещё зачем? — удивился Энгель.

— Затем, — мрачно усмехнулся Кьярваль, — что я вызываю на бой сына Альвара. Здесь и немедля. При вас при всех! Ну? Чего стали? Один я, что ли, волочь его буду?!

Ворча, вынесли мёртвого сына Рольфа за пределы круга, выгородили прореху в орешнике. Стояли над павшим, переминаясь. Кьярваль тем временем расчехлил копьё, развязал фридбанд на ножнах меча, проверил остроту. Ему явно не терпелось проткнуть удачливого лемминга.

— Ты в своём праве, Хёкульброк, — хмуро проговорил Энгель, — но, думается, никто ничего не потеряет, если вы перенесёте поединок на завтра. Не многовато ли…

Кьярваль вспыхнул, готовый высказать Энгелю и прочим желающим немало дерзких слов, но Хаген со смехом остановил его:

— Да всё в порядке. Подерёмся потехи ради. Где труп, там и два. К чему медлить?

Хёкульброк насмешливо воззрился на бывшего соратника. Хродгар качнул головой:

— Уверен, Хаген? Я согласен с Энгелем: отложите бой хотя бы до завтра…

— Не ты ли, вождь многомудрый, давеча напомнил мне об одном обычае? — усмехнулся Хаген.

Хродгар опешил, дёрнул себя за чуб. Затем просиял:

— Истинно так! Уж не хочешь ли ты воспользоваться правом назвать защитника?

— Коли будет на то твоя воля, — поклонился Лемминг.

— Воля моя не подобна ветру! — расхохотался Тур, глядя, как вытянулось от удивления и без того длинное лицо Кьярваля. — Идём, геладец, да не забудь свои плащевые штанишки — они тебе пригодятся!

— Трус! — бросил Хёкульброк в лицо Хагену.

— И сам ты селёдка, — пожал плечами тот.

Поединок Рагнвальда с Хагеном длился долго — достаточно, чтобы съесть миску каши. Для бойцов без доспехов и щитов — непристойно долго. Хродгар и Кьярваль управились куда быстрее — иной и кружки пива не опрокинет за это время. «Долго запрягали — быстро ехали», — вспомнит позже Фрости присловье народа сааров.

Геладец держал в левой руке меч, а в правой — копьё, излюбленное оружие своего народа. То было странное оружие. Три острия увенчали наконечник: одно, срединное, закручивалось рогом нарвала, второе, плоское и острое, как нож, тянулось вдоль него, третье отгибалось в сторону наподобие клевца, да ещё и крюк изгибался орлиным когтем. Чудовищное копьё казалось тяжёлым, но Кьярваль держал его одной рукой, и не казалось, что ему это трудно. И все помнили, как он орудовал рогатой рыбой крови во многих битвах.

Хродгар же, ко всеобщему удивлению, взял не свою любимую «ведьму», а тяжёлый скошенный нож-скольм и больше ничего. Разделся до тонкой нательной сорочки, застыл гранитной глыбой, глядя сквозь противника — неподвижно, отрешённо, не мигая. Словно лицо его вырезали из камня, словно под веки залили свинец, и солнце не резало глаз.

Кьярваль нахмурился, подтянул широкие клетчатые штанины выше колен.

— Начали! — одновременно воскликнули Торкель и Энгель.

Бойцы не шелохнулись. Стояли, пытаясь разгадать замыслы друг друга. Вернее, геладец пытался — Хродгар же, казалось, даже не видит соперника. Конечно, это было не так: Убийца Полутролля видел руки врага, видел оружие в этих руках и видел его ногу. Только одну.

Прочее не имело значения.

Того, что произошло потом, никто толком не разглядел. Напряглись мышцы на полусогнутой ноге Кьярваля, дрогнуло веко Хродгара, рогатое копьё, вращаясь веретеном смерти, ударило в плоть. Не нашло добычи: обманчиво-тяжёлая глыба взметнулась вихрем, скольм скользнул вниз, обрушился с разворота, врубаясь в кость, Кьярваль не успел почуять боли, сам превращаясь в чёрно-багровый тартановый ураган, касаясь груди соперника самым концом меча. Два волчка крутнулись и замерли. Хродгар — на ногах, морщась от неглубокого, но болезненного пореза, Кьярваль — на спине: подрубленная кость над коленом хрустнула, отломилась сухой веткой. Весёлым родником брызнула кровь, Хёкульброк захлебнулся криком. Тур же подскочил, выбил пинком копьё из руки противника, подбросил носком сапога, перехватил в воздухе — и вогнал в грудь геладцу его собственное оружие, прерывая вопль.

Отомкнулись каменные губы победителя. Выпуская в небо, будто птицу, одно лишь слово.

Обычное женское имя.

— Турид, — сказал Хродгар едва слышно.

Позже Торкель усмехнулся — мол, скверную службу сослужили Кьярвалю его знаменитые штанишки! — а Хаген заметил: