– Нет, из Гвунама. Но имели нимберлангский патент. Возможно, им бы и удалось, но не смогли преодолеть соблазна, когда на их пути оказался крохотный Селькьяр, где они успели натворить всяких бед.
– И что теперь с ними будет?
– Справедливый суд и виселица, леди Тереза. С пиратами у нас короткий разговор – никакого снисхождения!
Особенно если вспомнить о бургомистре Ландара. Ну да, бесчинствовать на морях, имея патент чужой страны, это одно. Но когда он выдан собственной – это же совсем другое, никакого сравнения.
– Что вы обо всем этом думаете? – поинтересовался я у Игнатиуса, когда мы продолжили путь.
И он отлично меня понял. Не то чтобы я верил в то, в чем пытался убедить Игнатиус, ведь вся моя предыдущая жизнь настаивала – чудес не бывает, но сомнения все же появились.
– Полагаю, обычная случайность, господин сарр Клименсе, – не замедлил с ответом настоятель Дома Истины. – Слишком все сложно. Буря, разбившийся корабль, спасшиеся выбрали именно тот путь, который и пересекся с нашим.
– И все-таки шанс есть?
– И все-таки шанс есть.
– А для чего все затеяно? Так сказать, в глобальном масштабе?
– Нам ли об этом знать? Но глубоко убежден – великие дела не делаются с помпезностью. Я подразумеваю под ней войны, катаклизмы, мор и прочие потрясения.
– Откровенно говоря, не понимаю вас.
– Представьте себе, вы ведете свою паству к только вам известной цели. Во времени вы не ограничены, но только не в средствах.
Единственное, что сейчас понимал, – речь шла о Пятиликом. Но каким образом он может быть ограничен? Если принимать во внимание, что всемогущ.
– Грубый пример, сарр Клименсе. Чем бы вы ни занимались, средства у вас тоже ограничены – той честью или представлением о ней, которые вы имеете. Но иногда возникает ситуация, когда пойти против нее – благо. Не лично для вас, вообще. Вы встанете перед выбором и либо не сможете через себя перешагнуть, либо все-таки сделаете это. Собственной волей, заставят ли люди, обстоятельства, что-то еще… Так вот, у того, о ком мы сейчас говорим, выбора нет никогда, а заставить его невозможно. Он порицает многие вещи и явления. Войны, чрезмерную гордыню, алчность, распутство, жестокость, да вы и сами все их знаете. Но никогда за них не наказывает. Иначе к чему все провозглашенные им идеалы, если сам же он их и нарушает? И еще он говорит, что все люди равны. Хотя бы по той причине, что они – часть его самого и его подобие. И как можно разделять тогда людей на низших и тех, кто стоит выше? А еще, знаете, если бы это пришло не из его уст, оно стоило бы того, чтобы люди придумали сами.
– Но он не ограничен во времени.
– Но он не ограничен во времени. И потому будет пытаться раз за разом довести начатое дело до конца. В то время как ему будут противостоять те, кто никакими методами не гнушается.
«Да уж, незавидное положение! – скептически подумал я. – Жить, причем бесконечно, в свое удовольствие не получится, а дело изначально безнадежно. И в чем искать себе утешение? В тех редких праведниках, что находятся?»
Что бы там ни говорила Тереза сар Самнит, но Гласант понравился мне с первого взгляда.
Да, Гладстуар куда больше его, но рядом с ним нет моря. Улочки не такие уж и кривые, в Гладстуаре есть и позамысловатей. Упоминал – море мне всегда нравилось. И спокойное, как спящий у твоих ног пес. И настолько подверженное гневу, что целые города исчезают под его единственной волной. А стоящие на якорях или спешащие куда-то под полными парусами корабли, пристанища, по словам Терезы – наглых мужланов, вызывали острое желание отправиться на край света. Там так много шансов прикоснуться к чему-то необычайно интересному, таинственному и даже волшебному. Новые запахи, вкус незнакомых блюд, диковинные животные и растения. И практически обнаженные экзотические красотки, плавно покачивающие бедрами в такт столь же необычной музыке, как и все остальное вокруг.
Впору было удивляться самому себе: из столицы я выезжал совсем другим человеком и своим цинизмом гордился. Как и изменениям в Клаусе, ведь мы как будто бы начали меняться ролями. Плавно, постепенно, но менялись. Наверное, это и было одной из тех задач, которую поставил передо мной Стивен сар Штраузен. Но получалось так, что, отдавая Клаусу свое, я получал взамен его собственное. И совершенно зря, поскольку быть циником удобно: всегда и всему найдешь объяснение.
– Как ты находишь город? – поинтересовался Клаус, глядя туда же, куда и я – на раскинувшееся перед нами дали, где хватало места и самому городу, и его предместью, и бескрайнему морю, если учитывать, что горизонт – это совсем не его предел.
– Весьма надеюсь, что Клаундстон окажется таким же.
Там, выполняя обещание отцу Клауса, мне придется пробыть целый год. Достаточный срок, чтобы решиться на исполнение своей мечты – отправиться на самый край света.
– Ты же видел его на картинах или гравюрах, между ними ничего общего.