Волна. О немыслимой потере и исцеляющей силе памяти

Помню головокружительную свободу пятничных вечеров, когда мы оставляли детей на попечение няни и уходили гулять. На этот случай у нас было два любимых ресторана: Odette’s в Примроуз-Хилл и Blue Diamond в Чайна-тауне. Еще мы заскакивали в итальянский бар на Фрит-стрит, брали двойной эспрессо и неторопливо потягивали его на открытой веранде даже в самые холодные вечера. А иногда мы доезжали до Восточного Лондона и шли в пенджабское кафе на Грин-стрит, где пекли чудесные тандырные лепешки. Я любила кататься по вечернему Лондону. Весь город был нашим. Стив как истинный лондонец хорошо чувствовал и понимал душу родного города и открывал ее мне. Теперь, возвращаясь в наши места, я чувствую в груди приятное тепло от этих воспоминаний. И все-таки это нельзя понять и принять до конца. Как может быть на свете Лондон без Стива?

Помню, как мы вчетвером ехали домой, в Северный Лондон, в наше последнее воскресенье в Англии. Перед этим мы заходили в универмаг Fortnum & Mason за рождественским подарком для моей матери. Стив хотел показать мальчикам новый корпус, в который должен был переехать их исследовательский центр, — возле вышки British Telecom. Шел дождь, и мне не терпелось попасть домой. «Посмотрим, когда вернемся со Шри-Ланки», — сказала я им тогда.

Мы пообедали в ресторанном дворике универмага, и Вик очень радовался, что его наконец кормят английской едой. Малли считал себя ланкийцем, а вот Вик настаивал, что он англичанин, как папа. В тот же день Стив закупил большой запас своего любимого конфитюра из лайма — чтобы было чем полакомиться, когда вернемся.

Потом, в январе, моя подруга Анита начисто прибрала нашу кухню и выбросила все продукты — в том числе и баночки с вареньем. Впервые вернувшись в наш дом, я долго в оцепенении глядела на пустые полки шкафов. Теперь, приезжая в Лондон, я понемногу восстанавливаю наши запасы. Белые керамические баночки для специй снова полны куркумы, гвоздики, корицы, пажитника, кокосовой стружки. Но есть предметы, на которые я до сих пор не могу взглянуть. Не могу прикоснуться к устричному ножу Стива. Не могу открыть его кулинарные книги. Я знаю, что не вынесу вида масляного пятна на странице с рецептом запеченных кальмаров или прилипшего горчичного семечка на рецепте карри с баклажанами в «Лучших блюдах от Ceylon Daily News».

В свой самый первый вечер на Шри-Ланке полуодетый Стив прыгнул в океан с центральной набережной Коломбо, и я сказала, что он ненормальный. Был 1984 год. Стиву исполнилось девятнадцать; он учился в Кембридже на втором курсе, а я — на третьем. В то лето я привезла с собой на каникулы Стива и еще двоих наших друзей, Кевина и Джонатана. Тогда, вечером, мальчики дружно скинули рубашки и принялись нырять в высокий августовский прибой прямо с променада. Я не успела предупредить их, что вода в этой части города грязная, а течение коварное и сильное. Мы пришли на набережную гулять, а не плавать. Мне пришлось сажать их в машину в мокрых шортах и с грязными ногами. «Безмозглые мальчишки, дураки!» — ругалась я всю дорогу. Стив, как всегда, ужасно обиделся, что его назвали мальчишкой, и заявил, что он мужчина. Я, как всегда, громко фыркнула.

В то первое лето босоногий и голый по пояс Стив часто играл на нашей улице в крикет с соседскими детьми. Они с Кевином и Джонатаном часами сидели на высокой стене, окружающей наш сад, и потягивали из бутылок светлое пиво. Собравшись в кабинете отца, они с интересом изучали его коллекцию старинных карт. За ужином они объедались креветками и рисовой лапшой. Именно тогда у Стива зародилась неугасимая любовь к стряпне моей матери. Вечерами я оставляла приоткрытой дверь, что вела с террасы ко мне в спальню, и Стив лежал в широкой кровати, которую делил с Кевином, нетерпеливо дожидаясь, когда же родители наконец уйдут к себе.

У каждого из них — Стива, Кева и Джонатана — было отложено по пятьдесят фунтов на три летних месяца со всеми разъездами. В автобусе Стив садился рядом со мной и выставлял из окна локоть, который сразу же обгорал на солнце. Его восхищала новизна непривычного южного пейзажа. В салоне вечно рвало какого-нибудь ребенка; я зажимала нос. На пляже в Унаватуне Джонатан надевал смешную шляпу с мягкими полями и усаживался под дерево — читать биографию Ленина. Кевин и Стив швыряли друг друга через бедро в шуточных потасовках, скандируя речевку футбольных фанатов: «Попробуй нас на прочность, если не слабо». Мальчишки. Чтобы продемонстрировать глубину и сложность внутреннего мира, они дуэтом распевали Song to the Siren («Песня к Сирене») Тима Бакли и Ларри Бекетта. Якобы у них земля ушла из-под ног, когда они впервые услышали ее по радио.