Вольная русская литература

– Самиздат – уникальное историческое явление, оно могло возникнуть только в стране с тоталитарным режимом, благодаря ему люди узнавали правду. Этот феномен необходимо было закрепить, открывая миру неизвестные произведения неподцензурной русской литературы 1950-1970-х годов. Книгу я писал в основном по памяти: самиздат, попадая в Москву, шел через меня, я всё читал и почти всё знал наизусть. Русский вариант книги опубликовало издательство «Посев» в Германии, в переводе на итальянский выпустила небольшим тиражом ассоциация «Христианская Россия», по-немецки книга вышла в крупном издательстве, которое печатало также немецкий вариант «Континента».

Все неподцензурные литераторы представлены в этой антологии: Солженицын, Битов, Алешковский, Войнович, Синявский, Максимов, Боков, Ерофеев… Начал я с Пастернака, с «Доктора Живаго», даже подзаголовок у книги – «От Пастернака до Солженицына»[302]. Она вышла карманным форматом: так легче провозить. Наши знакомые, отправлявшиеся туристами или по делам в советскую Россию, брали с собой по несколько экземпляров, чтобы там распространить.

– Несколько лет назад на Радио Свобода вы говорили о популярности современных русских писателей в Италии. Но ни словом не обмолвились о русской литературной жизни в Италии. Нет такой жизни – или нет таких писателей?

– Италия – не та страна для русской литературной жизни. Почти два миллиона представителей российской интеллигенции, бежавших от Ленина, образовали два центра русской культуры: Париж и Берлин. За последние десятилетия ситуация практически не изменилась: Италия как была в стороне от этого потока, так и осталась. Собственно, никто из тех, кто хотел войти в русскую эмигрантскую литературу, сюда не ехал. Есть какие-то русские люди, которые здесь что-то пописывают, но печатаются в Москве.

– А кого из сегодняшних российских литераторов издают в Италии?

– Лимонова и Акунина. Это говорит о многом, по-моему. Всё остальное не продается: безнадежно.

– Сорокин, Пелевин – их тоже не издают?

– Пелевин переведен весь, малыми тиражами. Его читают специалисты и студенты, которых интересует современная русская литература. Широкая публика – нет, не читает. Сорокин более популярен, по нему даже пишут диссертации, но его популярность скандальная, как у Лимонова. Я бы назвал его и Пелевина писателями для писателей, а не для читателей. Еще издан по-итальянски роман Людмилы Улицкой «Медея и ее дети». По роману Виктора Ерофеева «Русская красавица» снят фильм.

– Как живут и чем занимаются в Италии потомки русских эмигрантов первой волны, попавших в страну после Октябрьского переворота?

– Они все давно итальянизировались. Здесь, кстати, проживает внук Великого князя Петра Николаевича, известный историк Николай Романов[303]. Посмотреть на него – совершенный итальянец, ничего русского в нем нет. Корреспондент итальянского телевидения спросил его: «Что вы скажете Путину, если он вам предложит стать царем России?» Романов ответил: «Я скажу: Вы с ума сошли». Он и по-русски говорит очень плохо.

– Ну как такому доверить Россию?!

– [Смеется] Нельзя, конечно.

– А вы, по-моему, сохранили произношение, которое можно услышать только на вашей малой родине, на Дону.

– Это неустранимо: мое произношение – со мной на всю жизнь.

– Вам уже прилично за 70, имеете законное право сидеть сложа руки, ничем особо себя не утруждая. У вас это получается?

– Мне этого нельзя! Есть итальянская пословица: Chi si ferma, muore. – Тот, кто останавливается, умирает. Перестать двигаться, сложить руки – значит слечь в могилу.

– И как же выглядят сегодня ваши движения?