Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону

8 ноября власти попытались покончить с ежедневными рабочими собраниями в Камышевахской балке. Толпу рабочих со всех сторон окружили войска, занявшие высокие крутые склоны оврага. Здесь же находились атаман Максимович и жандармские офицеры. Рабочим зачитали телеграмму министра путей сообщения князя Хилкова, который не признал требования стачечников справедливыми. После этого рабочим приказали разойтись, этого же потребовал и атаман Максимович. Один из стачечных ораторов рабочий Брагин громко спросил толпу: «Боимся ли мы атамана?» В ответ над Камышевахской балкой раздалось многотысячное: «Нет, не боимся». «Ну, тогда оставайтесь на месте, и будем продолжать наши разговоры», — завершил короткий диалог Брагин. Атамана Максимовича, занявшего должность в 1899 году, действительно не боялись. Как отметил историк Алексей Волвенко, новый атаман «не сильно впечатлил донскую общественность своими личными качествами». Последний протопресвитер российской императорской армии Георгий Шавельский так писал о Максимовиче: «Несмотря на огромный стаж пройденной в прошлом службы, этот генерал, при несомненной доброте и мягкости характера, представлял все же на редкость бесцветный тип человека. Кроме внешнего лоска и нарядного вида, ничем он не отличался. Прямо обидно было наблюдать, как первое возражение противника сбивало его с толку, и он сдавал позиции без бою. Жутко было представить этого человека во главе области, края… Но царь и царица, по-видимому, оделяли генерала Максимовича полным вниманием и благоволением».

Атаман понимал, что необходимо действовать, спустить рабочую дерзость он не мог. Казаки получили приказ разогнать толпу. Казачьи полки применялись для разгона крестьянских сходок еще в XVIII веке (от участия в одном из таких разгонов отказался Евграф Грузинов), а в начале XX века казак с нагайкой превратился в одного из самых ненавистных врагов населения российских городов. Почему власть так охотно использовала именно казаков для подавления общественных волнений? Во-первых, казаки — прирожденные конники, прекрасно управляются с лошадью. Уже один вид всадника мог напугать пешего демонстранта, а если психологического воздействия оказывалось недостаточно, казаки умело расталкивали толпу, пользуясь силой и весом своих коней. При разгонах казаки не использовали огнестрельное оружие, только нагайки. Поэтому митинги и демонстрации казаки разгоняли в большинстве случаев без жертв. Напротив, при использовании пехоты риск пролить большую кровь несоизмеримо возрастал. Даже небольшой казачий отряд в сотню всадников почти мгновенно обращал в беспорядочное бегство демонстрацию в несколько тысяч человек. Во-вторых, казачьи полки обладали высокой мобильностью, и начальство быстро перебрасывало их к местам проведения демонстраций, стачек, митингов. В-третьих, казаки являлись довольно замкнутой социальной группой с самобытной идентичностью, в которой ключевое место занимали верность служебному долгу и почитание царской династии. Не стоит думать, что казаки с большим рвением выполняли полицейские функции. Большинство не видели в этом ничего героического, но и не считали возможным ослушаться приказа.

Выстроившись в широкий ряд, казаки двинулись на рабочих. Нагайки показались в крепких казачьих руках, зеваки замерли в ожидании побоища. Толпа стачечников не двигалась, рабочие словно заранее покорились неизбежному. Вдруг Иван Ставский, поднявшись на видное место, стал кричать: «Садитесь, садитесь!» Понимая, что его слышат далеко не все, Ставский садился, поднимался и снова садился. Первые ряды рабочих сели на землю, за ними последовали остальные, толпа сложилась, прижалась к земле. Казаки резко осадили коней. Достать с седла нагайкой сидящего на земле трудно. Топтать безоружных людей казаки не стали. Рабочие стали кричать о долге честных казаков, который заключался в защите народа, а не в прислуживании властям. Постояв немного, казаки отступили, а атаман Максимович спешно покинул Камышевахскую балку.

9 и 10 ноября прошли в переговорах рабочих с администрацией завода и атаманом Максимовичем. Уступать никто не хотел: рабочие поверили в свои силы, а власти опасались, что, удовлетворив требования работяг Главных мастерских Владикавказской железной дороги, придется уступить и коллективам других ростовских предприятий.