Вольное царство. Государь всея Руси

Но, собираясь уходить, он опять подошел к столу, указал отцу на княжества можайское и верейское, расположенные рядом, и молвил:

– Вишь, как дружно рядком стоят у самых рубежей литовских?

Иван Васильевич ничего не сказал на это сыну, но, благословив и поцеловав, тихо произнес:

– Ну, иди… Помогай тобе Бог…

* * *

Июня двадцать третьего, на Аграфену-купальницу, вещие старики и старухи впервые идут собирать коренья и травы целебные, а все москвичи начинают купаться в реках и озерах. В эту жаркую пору прибыл к государю Ивану Васильевичу первый вестник от сына.

Грамотка Ивана Ивановича была тайная, и привез ее сам Леваш-Некрасов Трофим Гаврилович. Подгадал он свое прибытие к раннему завтраку, когда государь особенно любит заниматься делами.

Иван Васильевич радостно встретил Леваша и в ответ на его приветствие сказал:

– Будь здрав и ты, Гаврилыч, садись за трапезу, а ежели сыт, то выпей вот фряжского, а мы посмотрим, что пишет нам молодой государь.

– За твое здоровье, государь, живи многие лета! – принимая кубок от дворецкого, воскликнул Леваш, но, выпив его, от трапезы отказался.

Сев на обычное место свое и расправив карту, Иван Васильевич молвил:

– Ну, Гаврилыч, давай грамоту.

Великий князь сам принял из рук вестника небольшой столбец, зашитый в кусок холста, с восковой печатью сына. Подрезав шов ножом, поданным дворецким, он не стал подпарывать его, а безо всякого усилия разорвал могучими руками крепкий грубый холст.

Нетерпеливо развертывая столбец, он быстро прочел про себя:

«Отец мой любимый и государь, да хранит тобя Бог на многие лета! Все, как тобе доводил, так и сделано. Яз в Клину. От дяди Андрея весть была – у Кашина, у стен он стоит. Дядя Борис – у Зубцова и Ржевы. Пушкари же еще за час до полуночи ушли. По расчету моему, ровно через сутки перед рассветом они у Твери будут. Мы их здесь и нагоним, ибо утре в обед яз выхожу со своими полками. О всем ином Трофим Гаврилыч на словах тобе скажет. Токмо молю тя, государь, вели частые заставы поставить от Вереи до рубежей литовских и до Москвы. Руку твою, государь, целует сын твой».

Иван Васильевич вздохнул и тихо сказал:

– Подай-ка, Петр Василич, свечу мне зажженную, а ты, Гаврилыч, сказывай, как дела идут у нашего великого князя.

– Лучше и не надобно, государь! – воскликнул Трофим Гаврилыч. – Все у него, как у покойного князя Юрья Василича, – борзо и крепко! Князи Андрей Василич и Борис Василич ни в чем не перечат. Один – под Кашином, другой – под Зубцовом и Ржевой…

Дворецкий подал зажженную свечу и глиняное блюдце. Государь, смяв грамотку, зажег ее от свечи и положил на блюдце. Язычки бледного желтого пламени заметались над блюдечком и в один миг превратили бумагу в серый пепел.

– Ну, а как и что тверичи деют? – спросил Иван Васильевич, придавливая остывший пепел к дну блюдца.

– Токмо от войска бегут да ищут, где бы от нас схорониться им…

– А полки-то тверские где?

– Неведомо, государь. Не видали еще мы их. Воеводы-то наши бают, города-де в осаду садятся, а князь-то, верно, подмоги от короля Казимира ждет. Токмо великое безрядье по всей земле.

Иван Васильевич презрительно рассмеялся.

– Воевать-то – не на дуде играть, – резко проговорил он.

– Истинно так, – подхватил Леваш-Некрасов. – Бают, Ржева-то задаться за Москву хочет. Да и в других местах люди под твою руку хотят.

Иван Васильевич, глядя неотрывно на военную карту, задумался, вычисляя расстояния и время передвижения войск московских. Вспоминая поход свой на Новгород через Торжок в Вышний-Волочок, он определял, в какое время можно известить московского наместника в Новгороде и послать оттуда большое войско к Торжку, чтобы ударить по левому крылу Казимирова войска, если король пойдет на помощь князю Михаилу. Нужно ему было знать точно и время, когда загремят московские пушки у стен тверских. Неточность сведений об этом раздражала его.

– Ну, а как вестовой гон? – спросил государь.

– Вестовой гон-то добре наряжен, – с уверенностью ответил Трофим Гаврилович, – мыслю, к обеду вестник будет…

В дверь постучали, и дворецкий впустил дьяка Майко.

– По приказу твоему, – сказал тот и после обычных приветствий сел на указанное ему место.

– Трофим Гаврилыч, иди с Богом, – сказал государь, – отдыхай с пути, а утре к концу раннего завтрака будь у меня. – Обратясь к дьяку, он продолжал: – Хочу яз, Андрей Федорыч, сыну для думы боярина Малечкина Костянтин Саввича отослать, а ты бы дьяка и подьячих подобрал, которым с ним ехать. Мыслю, новое докончанье великий князь-то с князем Михайлой подписывать будет.

– Дай Бог сие! – радостно отозвался дьяк Майко. – Боярин же Костянтин Саввич издавна ведает все наши дела с Тверью. – Помолчав немного в ожидании вопросов великого князя, дьяк нерешительно произнес: – Есть у меня одна не совсем добрая весть из Пскова.

– Сказывай, – молвил государь.

– Смуту псковичи начали…

– Передавали мне о сем. Смерды против бояр и черных людей…

– До смертоубийства дошло, государь. На самом вече у них.

Иван Васильевич нахмурил брови:

– Что ж наместник наш, князь Ярослав, не пресек его?