Лицо татарина вытянулось, он заволновался и поспешно добавил:
– Ежели ты, государь, сего не можешь, пришли брата своего, князь Андрея.
Иван Васильевич сказал:
– И сему не быть.
– Может, ты, государь, Никифора Басенкова пришлешь, сына воеводы Басенка. Вельми в Орде Никифора любят…
– Никого не пришлю, – нахмурив брови, перебил Иван Васильевич, – а вборзе пошлю ему, опричь полков своих, которые здесь стоят, и те, которые сюда идут…
Когда посол удалился, государь, смеясь, спросил:
– Уразумели то, что сейчас видели и слышали?
– Уразумели, государь! – с гордостью воскликнул соправитель государев Иван Иванович. – У тобя все и всегда нам на пользу оборачивается…
– А пошто? – спросил Иван Васильевич. – По то, что в делах яз не в кости играю, не спешу рубить и резать, а ранее наиточно все примеряю.
– А какие, государь, новые полки идут? – спросил князь Андрей меньшой.
– Братья наши идут, – весело ответил Иван Васильевич. – Днесь вестник от них ко мне пригнал. Сказывал, утре здесь будут. На полпути от Боровска они…
После прибытия братьев в Кременец, октября двадцатого, начались морозы, а двадцать шестого встали все реки так крепко, что по ним целыми полками переходить можно.
Но татары, однако, не двигались, а в войске татарском пошла смута и страх. Люди страдали от холода и голода, и более всего пугало татар голодание коней, которые худели и слабели. Все это вызывало ропот среди воинов. Лазутчики доносили, что меж ханом Ахматом и племянником его Касымом опять началась вражда, но воины обоих требовали одного и того же: пищи, тепла и добычи.
Вести же о неудачном походе Ахмата уже облетели поле, и шайки разных уланов ждали случай пограбить и Орду, и обозы расстроенных татарских войск. Но Ахмат все еще стоял перед замерзшей Угрой, не зная, что делать, на что решиться.
Так тянулось до первых чисел ноября, а в ночь на одиннадцатое число царь Касым, стоявший за версту от стана Ахмата, тайно ушел с сыновьями и со всей своей ордой в Литву.
Лазутчики доложили об этом великому князю Ивану Ивановичу, а рано утром, когда воеводы и воины московские собрались на берегу, заметили начавшуюся суматоху и в стане Ахмата. В белесых сумерках смутно было видно, как сворачивался стан, как бегали люди, как запрягали верблюдов в кибитки, как складывали шатры, вьючили и седлали коней. Видно было, как темными пятнами стремительно уходил полк за полком, расплываясь в серой предрассветной дымке.
– За Касымом гонят, – смеясь, сказал Иван Иванович, – видать, конец Орде пришел…
Он послал гонцов к отцу в Кременец и приказал передовым отрядам своим следить, куда двинутся татары.
Когда же медленно стала разгораться багровая заря, от бывшего стана Ахмата уходили уж последние полки.
К восходу солнца разведчики из передового отряда донесли, что Ахмат подходит к литовским рубежам, а к обеду пришел приказ от государя Ивана Васильевича: «Днесь же всем полкам идти к Кременцу».
Взволновались полки московские, повсюду гремело «ура»; как муравьи, засуетились воины и не менее поспешно, чем бежавшие татары, собрались к выступлению.
– Дал Бог, – радостно кричали со всех концов стана, – восвояси идем!..
В Кременце сам государь с воеводами своими встретил войска, защищавшие берега Оки и Угры, и устроил им смотр. Веселый и радостный, объезжал великий князь выстроившиеся пред ним полки и кричал:
– Здравствуйте! С победой! Сняла Русь ярмо свое!
– Будь здрав, государь! – громыхали в ответ боевые полки.
Потом служили молебен, а во всех полковых поварнях готовили праздничные обеды.
Из-за тесноты поповской горницы государь пировал у себя только с сыном, братьями и пятью воеводами своего государева полка.
К вечеру прискакали новые гонцы. Последний из них докладывал государю:
– Пустошат поганые на Литве вотчины верховских князей православных, грабят, жгут, полон хватают.
– А станом надолго стают? – спросил Иван Васильевич.
– Токмо на ночь, государь, а с рассветом сымаются. Видно, в Степь вельми спешат.
– А где царь Касым?
– Неведомо, государь. Среди стана всегда один токмо белый шатер для Ахмата ставят…
– Добре, добре, – смеялся великий князь, – скатертью дорога!
Но сей вечер пришла и плохая весть: сын Ахматов, царевич Амуртаза, примчался с полками из Литвы к рубежам русским и идет на Конин и на Юхнов, придет к вечеру. Иван Васильевич немедля, за пиром же, приказал братьям – обоим Андреям и Борису – гнать со своими полками навстречу Амуртазе.
– Гоните спешно и прямо с похода, изгоном, падите на ордынцев, секите и бейте без милосердия, – сказал государь. – Пусть ведают тяжесть руки русской.
Прямо из-за стола братья сели на коней.
Из похода братья государевы вернулись на третий день, к раннему завтраку.
– Ну и скорый поход, – шутил Иван Васильевич, усаживая братьев за стол, – уехали с ужина, а через день к завтраку воротились. Ну, садитесь да сказывайте…
– Гнали, государь, – начал Андрей большой, – всю ночь и утро. К обеду селян, в леса бегавших, встрели. Пытали, куда, мол, едете, а они бают: «К Юхнову, к собе в деревню…»
Брата перебил князь Борис:
– Да ведь татары там, кричу им…