Вольное царство. Государь всея Руси

Государь вдруг нахмурился, глаза его потемнели. Это испугало всех – за последнее время был Иван Васильевич особенно суров и резок. Однако на этот раз он легко овладел собой и приказал дьяку:

– Ты, Федор Василич, пригляди за верейскими. Не сшиты ли они какими нитками с Тверью и с братьями моими единоутробными…

– Слушаю, государь, – ответил Курицын и хотел еще что-то добавить, но замялся.

Государь метнул на дьяка острый вопросительный взгляд.

– Еще не разумею всего, – начал тот нерешительно, – но мыслю, государь, что, опричь князей и бояр, некие и от «князей церкви» к сему пришиты. Токмо концов от сих нитей еще не разведал.

Иван Васильевич взглянул на другого дьяка, на Долматова, тот понял.

– Какие нити от князь Михайлы тверского к Новугороду идут, – разъяснил Василий Далматов, – и где концы их, мне от доброхотов наших ведомо. Все тверские бояре, которые в Новгород приезжают, всегда стоят у старых посадников, особливо же у Луки Федорова, у Василия Казимира и у брата его Якова Короба да у старого тысяцкого Михайлы Берденева.

Постучав в дверь, вошел начальник стражи:

– Воеводы твои, князи Оболенский и Булгак-Патрикеев, воротились, допустить их молят.

– Веди их сюды, – сказал Иван Васильевич.

Воеводы вошли и, перекрестясь на образа, одновременно воскликнули:

– Будь здрав, государь! Прости, что к тобе прямо с похода, во всем дорожном. Спешная грамота есть, добыча и полон великий.

– Будьте здравы и вы, – приветливо прервал их государь. – Садитесь за стол. Пейте и кушайте. Добре ли дошли?

– Добре, государь! Пьем во здравие твое!

– Ну, сказывайте, – молвил Иван Васильевич, когда воеводы выпили, закусили.

– Как гонцы наши доводили тобе, государь, – начал князь Оболенский, – тремя путьми пошли мы в Ливонию: на Мариенбурх, Дерпт и Валк. Взяли мы грады Тарваст, Феллин и большой город Велиад, откуда сам магистр-то Бернгард еле успел убежать. Наместник твой псковский, князь Василь Федорыч Шуйский, гнался за ним верст пятьдесят, да не мог догнать. Вельми резвы они в беге-то. Все же обозы магистровы почти целиком в наши руки попали. Шли мы, где хотели, пустоша земли и полон беря, а немецких полков нигде не видали. Загодя от русских их гнало, яко бесов от ладана. Всяк день мы обозы тяжелые во Псков отправляли с серебром, золотом церковным, дворянским и купецким, с оловянной посудой, с пивом и вином в бочках, с сукном ипским, а псковичи даже восемь колоколов великих посымали. Коней мы и прочий скот на Русь гнали да тысячи мужиков, дворян и купцов с женами и детьми. Колокола же, государь, которые в Велиаде с церквей сняты, псковичи в дар тобе везут. У Волока Ламского мы обогнали их. На дровнях везут по одному колоколу, а в каждые дровни по шесть волов впряжено, и то еле тянут. Зажор много, мякнут дороги-то…

– Ну, а как спешная грамота? – резко задал вопрос государь. – От кого?

– Грамотка от наместника твоего новгородского, от Василия Иваныча Китая. Его крепкая стража привезла вместе с нами пятерых старых посадников новгородских, в железо окованных.

Государь переглянулся с дьяком и, оборотясь к стремянному своему, стоявшему у дверей, сказал:

– Поди-ка Саввушка, с начальником стражи моей да прикажи от моего имени взять за приставы новгородских бояр в тесное заключение, да позови дворецкого.

Саввушка вышел, а князь Булгак-Патрикеев достал весьма малый столбец, закатанный и зашитый в холст с восковой печатью наместника государева в Новгороде, и передал его дьяку Курицыну. Пока тот проверял целость упаковки тайного письма, пришел дворецкий. Увидев его государь, молвил воеводам:

– Идите с дворецким к казначею моему Дмитрию Володимирычу, уговоритесь, когда и как добычу и полон ему сдавать будете. Утре же, через час после раннего завтрака, придете ко мне вместе на малую думу.

Когда воеводы ушли вслед за дворецким, дьяк Курицын сказал Ивану Васильевичу:

– Тайная грамота сия в полной целости.

– Дай прочесть Василь Далматову, – ответил Иван Васильевич.

Дьяк Долматов, достав перочинный ножик, быстро распорол швы и, вынув из холста столбец, стал читать:

– «Великий государь, да ниспошлет тобе Бог многие лета и здравия. От доброхотов наших мне ведомо было, что Михайла тверской через бояр своих ссылается с новгородскими боярами Василием Казимиром, с братом его Яковом Коробом, с Лукой Федоровым да с Михайлой Берденевым. Вборзе же после сего порубежная наша застава уследила литовского лазутчика, который хотел назад в Литву убежать. Стрелами убили его, а на нем грамотку нашли от короля Казимира к тверскому князю. Грамотку сию, писанную по-латыньски, прилагаю. Она кратка вельми. Повели ее, государь, ранее прочесть, а после снова мою грамоту читай…»

Дьяк Долматов взял небольшой кусок пергамента с королевской печатью и передал его Курицыну.

– Читай ты, Федор Василич, – сказал он. – Яз токмо по-польски и по-литовски разумею, а латыни не ведаю…

Курицын перевел и прочел вслух:

– «Великому князю тверскому. Государь, готов тобе быть союзником против Москвы. Ссылайся со мной через ведомых тобе новгородских бояр, через которых все твои письма яз получил.