— Полноте, матушка. — Он поморщился. — Разумеется, я слышал эти крестьянские побасёнки. Вдовая королева — это, на самом деле, злая колдунья Перхта, укравшая чужое лицо и одурачившая несчастного Пипина. К чему вы об этом вспомнили?
— Вы не задумывались, как рождаются подобные слухи?
— Всегда подозревал, что вы сами их распускаете. Дабы ваше имя внушало подданным трепет.
— Вы переоценили моё коварство. Но в каждой легенде имеется зерно истины, пусть даже крохотное.
— Да? Ну так явите же мне ваш истинный облик, матушка! Покажите скрюченный нос, похожий на птичий клюв! Достаньте топор, которым вы кромсаете провинившихся! Позвените хотя бы цепью! И, может быть, тогда мы наконец перейдём к серьёзному разговору?
— Терпение, сын. — Впервые за всю их встречу королева-мать слегка улыбнулась. — Не нужно всё понимать буквально. Я — не колдунья Перхта. Клюва у меня нет, топора тоже, и чужие лица я не краду. Но что если мне открылись некоторые вещи, которые любой трезвомыслящий человек сочтёт невозможными?
— Боюсь, не уловил вашу мысль.
— Я вижу сны, — сказала Бертрада тихо. — Сны о том, что грядёт. Я вижу, как франки движутся на восток — им покоряются лангобарды, баварцы, саксы. Я вижу осаду Павии, горы обезглавленных тел на берегу Везера и наведённые мосты через Эльбу. Я вижу, как одному из моих сыновей возлагают на голову императорскую корону.
— Одному? И кому же именно?
— Вашему брату, Карлу. Он станет грозным завоевателем, величайшим из Каролингов. Память о нём будет жить и через тысячу лет.
— Ну конечно, я мог бы даже не спрашивать. А что же со мной, достопочтенная матушка? Я в ваших снах, очевидно, преклоняю перед братом колени и приношу ему клятву верности?
— Нет, сын мой. В том-то и дело — вы отсутствуете в этих видениях. Отсутствуете напрочь, будто вас в мире не существует. А это может значить только одно — в скором времени вы умрёте.
Король вдруг заметил, что вокруг стало неестественно тихо, — даже мухи перестали жужжать, и река уже не журчала, будто её за секунду сковало льдом. Глаза у королевы-матери потемнели, черты лица стали резче, а голос пугающе зазвенел. Казалось, в такт словам, которые она произносит, лязгают железные цепи.
— Что делать матери, знающей, что сын её обречён, но понятия не имеющей, где и когда смерть его настигнет? Как жить с этим кошмаром? Вы смели упрекнуть меня в том, что я люблю вас меньше, чем Карла. Глупец! Я всем готова пожертвовать, чтобы вы оба остались целы. Сама умерла бы хоть дюжину раз подряд, если бы это могло помочь, но знаю, что проживу ещё долгих тринадцать лет. Ответьте, сын, как мне справиться с этим знанием? Или просто наблюдать молча, как вы рвётесь в очередной военный поход, из которого уже не вернётесь?
— Э-э-э… матушка… — Король несколько растерялся. — Но отчего такая уверенность? Может, это всего лишь сны?
— Неужели я стала бы с вами делиться пустыми страхами? По-вашему, я окончательно выжила из ума?
— Простите, не хотел вас обидеть. Но согласитесь, это звучит, по меньшей мере, причудливо. Если вы всё знаете наперёд, то почему обстоятельства моей смерти для вас загадка? Почему не назовёте мне точный день? Разве нет здесь противоречия?
— Мой храбрый недоверчивый сын. — Её улыбка была горька. — Вы полагаете, я сама не задавалась этим вопросом? В последние месяцы только об этом и думаю. Беда в том, что я не властна над своими видениями. Сколько раз я засыпала с надеждой, что вот сегодня увижу наконец все подробности, а значит — сумею вас уберечь. Но судьба насмехается надо мной, и я снова просыпаюсь ни с чем.
— Выходит, надежды нет? Ничего нельзя изменить?
— Надежда остаётся всегда. Это роскошь, дарованная нам свыше.
— Вы запутали меня, матушка.
Вдова ничего не ответила. Отвернувшись, долго смотрела, как играют на воде блики и вьются мошки над ряской. Потом позвала:
— Ротхайда!
Рыжеволосая девушка в темно-зелёном платье, которая до сих пор держалась поодаль, подошла к ним. У неё было простоватое веснушчатое лицо и спокойный, чуть отрешённый взгляд.
— Взгляните на свою сестру, сын. На роду ей было написано умереть во младенчестве. Вынашивая дочь, я видела сны, как её хоронят в аббатстве Святого Арнульфа. Молилась денно и нощно, чтобы она осталась жива. И, как видите, мои молитвы были услышаны.
Мать провела ладонью по волосам Ротхайды и снова замолчала надолго. Король не торопил её. Ждал.
— Несколько лет спустя я повстречала в одной из поездок некую странницу. Разговорилась с ней. Казалось, она читает все мои мысли. Она похвалила меня, сказала — дочь выжила благодаря моей вере. А ещё — благодаря той силе, которой я поделилась с ней, ещё не рождённой. Что странница имела в виду? Силу материнской любви? Или нечто совсем иное? Я спросила, но она не ответила. С тех пор я не раз ломала над этим голову. Как и над тем, почему сбывались все мои сны — кроме того единственного, в котором умирает Ротхайда.
— К чему же вы пришли, матушка?