Волнолом

— В снах — будущее. Жизнь ведёт нас к нему, как наезженная дорога. Но небо не зря наделило человека свободой воли — с дороги можно свернуть. Вот только сделать это невероятно сложно. Нужна жгучая, исступлённая убеждённость, что правда на твоей стороне. И, конечно же, нужна сила.

— Сила? Та, что есть у вас, если верить страннице?

— Наверно, у каждого человека она своя, сокрытая в сердце. Я предпочитаю так думать — иначе произошедшее слишком напоминало бы колдовство. Как действует моя сила? Не знаю. Мне было достаточно, что она помогла спасти дочь, когда та была в моём чреве. Но кто подскажет, как мне уберечь сына, который давно стал взрослым?

Король, оглушённый услышанным, не ответил. Мать вздохнула, потом спросила Ротхайду:

— Монета сейчас с тобой?

Дочь достала из кошеля на поясе серебряный денарий, подала его матери — свежеотчеканенный, весело блестящий под лучами майского солнца. На одной стороне — выпуклыми крупными буквами в два ряда: CAROLVS. На другой: DORSTAD. Имя правителя и место, где расположен монетный двор.

— Новая чеканка, только что доставили Карлу, — сказала Бертрада, вертя денарий в руках. — А лет через тридцать появятся солиды из чистого золота, где он будет в лавровом венке и в императорской тоге. О, как я мечтаю, сын, чтобы на монетах был и ваш профиль!

Она сжала серебряный кругляш в кулаке, словно пытаясь раздавить его. Карломану опять почудился металлический лязг и скрежет. Мать, всхлипнув, сунула монету ему в ладонь, развернулась и зашагала прочь. Король ощутил, что серебро — горячее, почти раскалённое. Вгляделся и обнаружил с недоумением, что угловатая надпись искажена, будто расплавилась и сразу снова застыла. Буквы в имени Карла теперь читались с трудом, превратившись в несколько бессмысленных вертикальных бороздок.

— Сестрица, как она это сделала? Тебе доводилось видеть подобное?

— Нет, братец.

— Это и есть та пресловутая сила? Почему раньше такого не было?

— Матушка в последние дни сама не своя. Очень за вас боится.

— Что ещё она тебе рассказала?

— Гораздо меньше, чем вам сейчас. Вы же слышали — она не знает, как со всем этим управляться.

— Может быть, ты научишься. — Король невесело усмехнулся. — Она ведь поделилась с тобой силой, ты помнишь? И будет у нас в роду рыжая волшебница, вся в веснушках.

— Братец, перестаньте дразниться! Это нечестно, вы же король!

— Хорошо, хорошо, сестрица. А теперь прости — меня ждут дела.

Карломан ушёл вслед за матерью, а Ротхайда осталась на берегу. Присела на скамейку, установленную тут для удобства, и долго рассматривала монету. Потом, отложив её в сторону, порылась в своём объёмистом кошеле. Достала синюю стекляшку — кусок витражной мозаики, который ей подарил аббат Фульрад из Сен-Дени. Она любила такие вот забавные цветные вещицы.

Сощурившись, поглядела сквозь стекляшку на солнце, на реку, на деревья вокруг и на свою скамейку. Только сейчас Ротхайда обратила внимание, что неведомый шутник нацарапал на доске с краю защитную формулу из трёх рун — ансуз, лагуз, уруз. Надо полагать, намекал, чтобы чужие здесь не рассиживались.

Монета, которую девушка положила на лавку, оказалась точно посередине надписи — на руне лагуз, означавшей «вода». И что-то с ней, с монетой, было не так. Сквозь синее стекло чудилось, что бороздки на серебре наполняются светом — но не привычным, солнечным, а другим, незнакомым, похожим на мерцающие чернила.

Ротхайда убрала стекло и ещё раз изучила денарий. Но наваждение не уходило — теперь даже невооружённым глазом она видела тёмный свет. Мелькнула мысль, что осколок от витража лишь помог ей должным образом присмотреться, подсказал, как разглядеть очевидное.

Но ещё больше Ротхайду поразило другое.

Монета, лежавшая на руне «вода», покрылась капельками росы, а доска под ней пропиталась сыростью.

Глава 15

Генрих читал ещё долго. О том, как Ротхайда несколько дней подряд экспериментировала с чернильным сиянием. Как собирала его по крохам, пытаясь разгадать свойства. И как сумела в конце концов его приручить.

Её открытие было, по сути, чистым везением, удачным стечением обстоятельств. Во-первых, подвернулся подходящий носитель — кусок серебра с бороздками, тот самый денарий от брата Карла. Во-вторых, подействовал рунный символ, подсказавший свету задачу: знак воды заставил металл намокнуть. И в-третьих, рядом оказалась сама Ротхайда — обладательница мощнейшего природного дара, благодаря которому процесс вообще запустился.

Да, вот они, три кита, на которых держится светопись: материал-носитель, формула, дар.

Потом, конечно, стало понятно, что в этом новом искусстве (как, впрочем, и во всех остальных) имеется куча тонкостей и подводных камней. К примеру, качество обработки носителя — рифление металла, насечки на дереве, татуировки на коже — влияет на результат. А для формул совершенно не годится латынь — чернильный свет подчиняется только рунам.