Волнолом

— Ваше превосходительство, — сказал Генрих по возможности вежливо и нейтрально, — простите за беспокойство, я вас надолго не отвлеку. Хотел только уточнить одну деталь по нашему делу.

— Фон Рау, вам больше нечем заняться? И оставьте этот елейный тон — меня от него тошнит. Быстро, коротко — что вам нужно?

— Я насчёт первых жертв. Про аптекаря вы подробности выяснили. А про механика? Есть между ними связь?

Надо отдать должное генералу — он не бросил трубку, даже не выругался. Знал, что Генрих не будет любопытствовать попусту.

— Да, связь имеется. Они земляки. Аптекарь вырос в этом чёртовом Дюррфельде, а механик — в городке по соседству. Но больше — ничего общего. Не похоже, чтобы они были знакомы между собой.

— Ага… Хорошо, спасибо.

— Вам это о чём-нибудь говорит?

— Пока нет. Но если что — я сразу с вами свяжусь.

Опустившись в кресло, Генрих задумался.

Итак, с Дюррфельдом связаны две жертвы из трёх, а также — королевский советник Роберт фон Вальдхорн. Третья жертва — профессор — вроде бы выпадает из ряда. В той деревне он не был. Но!

Профессор — специалист по истории монаршей семьи. Более того — главный специалист…

Последняя мысль почему-то царапнула, как заноза. Генрих буквально кожей почувствовал — ещё секунда, и его озарит. Замер, ничего не замечая вокруг. Пепел из погасшей трубки просыпался на ковёр.

Спокойно, спокойно. Думаем…

Положим, в Дюррфельде произошло нечто важное для династии. Некий малоизвестный, но ключевой исторический эпизод. Механик и будущий аптекарь — непосредственные свидетели. Историк, в свою очередь, нарыл что-то в архивах. Теперь всех троих убивают, чтобы замести след.

Но убийца — не хмырь с кинжалом, а светописец невероятной силы. Сельма каждый раз увеличивает мощность потока. Наибольшая доза достаётся профессору. То есть тому, кто сам ничего не видел, но знает и понимает историческое значение.

Как тут не вспомнить: «Scientia potentia est».

Знание — власть.

«Фаворитка» не просто убирает свидетелей. Она, выражаясь по-простецки, колдует. Совершает тёмный обряд. И таким способом «меняет русло истории».

Как именно это работает, пока непонятно. Но главный вопрос в другом — кто станет последней и, видимо, решающей жертвой?

Да, на заклание приносят знающих. А кто знает о династии больше всех? Больше, чем даже королевский биограф?

Сам король? Но к нему сейчас и близко не подобраться. Кроме того, «фаворитка» сказала, что ничего не замышляет непосредственно против королевской семьи. И, хоть тресни, Генрих готов поспорить, что она не врала.

Есть одна мысль, догадка. Вот только, как бы её проверить?

Впрочем, чего мудрить.

Генрих поднялся, шагнул к окну, задвинул плотные шторы. В комнате стало темно. Он зажёг лампу, подошёл к зеркалу. Сосредоточился и сказал:

— Сельма, ты мне нужна.

Глава 16

Он подождал несколько секунд, но ничего не происходило. Генрих закрыл глаза и представил себе «фаворитку» с её холодно-безупречными чертами лица, пронзительным взглядом и губами, растянутыми в усмешке. Мысленно повторил её имя и снова вгляделся в зеркало.

Воздух в отражённой комнате всколыхнулся, как над костром. Сельма появилась у Генриха за спиной. Нет, она не соткалась из пустоты, а просто подошла от двери, будто там, в зазеркалье, была у него в гостях.

— Ну чего тебе, Генрих? — спросила она несколько недовольно. — Заняться нечем? Бездельничаешь?

«Сговорились, что ли?», — подумал он. Вслух произнёс:

— А ты? Уже убила всех, кого надо?

— Нет, только собираюсь, — не моргнув глазом, сказала Сельма. — И буду признательна, если ты прекратишь меня отвлекать.

Она подняла ладонь, словно собираясь стереть своё отражение, как стирают со стекла осевшую влагу. Генрих поспешно предостерёг:

— Погоди! А если я знаю, кто твоя цель?

— В самом деле? Ну, поделись.

— Секунду. Хочу предложить тебе уговор. Понимаю, что от своего плана ты не откажешься, но давай так — сейчас я назову должность, и если угадаю, ты выслушаешь меня, прежде чем набросишься на этого человека. Выслушаешь лично, глядя в глаза, а не через иллюзию в зеркале.

— Генрих, Генрих… — Она покачала головой укоризненно. — К чему этот детский сад? Ты все ещё надеешься помешать? Неужели той демонстрации было мало?

— Да, все ещё надеюсь. Поэтому и хочу с тобой встретиться. У меня есть что сказать, поверь. И показать, в чём ущербность твоего замысла.

— Милая попытка, только вот блефуешь ты неумело. Так что извини, но…

— Ты хочешь убить верховного хрониста Девятиморья.

Воцарилось молчание. Сельма, прищурившись, всматривалась из зеркала в лицо Генриха. Тот не отводил взгляд.

— Признаюсь, ты меня удивил, — произнесла наконец она. — Что ж, это даже к лучшему. По крайней мере, мозги у тебя ещё не отсохли. И что ты, позволь спросить, намерен делать с этим прозрением?

Генрих перевёл дух и мысленно похлопал самого себя по плечу. Догадка верна, а блеф, несмотря на скепсис «фаворитки», удался. Сельма тем временем продолжала: