Волнолом (СИ)

— Так лет пятнадцать уже, поди, а то и все двадцать будет. Как молодой король-то пришел, так и переназвали. А и правильно, я считаю. С нее, с Бертрады, все и пошло. Ну и с сынков ее, известное дело…

Новости топонимики Генрих воспринял стоически — начал уже привыкать, что в мире, рожденном по воле Сельмы, древние герои в почете.

Сам почтамт, впрочем, не изменился — монументальное здание с контрфорсами, пинаклями и высокой угловой башенкой. Генрих вошел, огляделся. Кабинок с телефонами оказалось немного, и все они были заняты. Зато внимание привлекла длинная стойка, усеянная темными искрами. Приблизившись, Генрих рассмотрел подложки для светописи.

Еще одно новшество? Высокое искусство стало ближе к народу?

— Желаете бланк? — осведомился молодой клерк. — Какой вам — приватный, административный, посольский?

— Посольский, будьте добры.

— Стандартный? Двадцать пфеннигов.

— А если вон тот, высокой важности?

— Десять марок.

«Неслабо», — подумал Генрих. Это, наверно, чтобы всякая голытьба не отвлекала заграничных господ. Ну, ему-то сейчас не до экономии.

Слева на бланке были перечислены в столбик названия стран, чьи посольства имелись в столице Девятиморья. Зимняя Империя значилась первой в списке. Взяв перо, Генрих поставил жирную галочку. Правее были пустые строчки, чтобы вписать непосредственно текст послания.

Он задумался. Читает ли контора («двойка», «тройка» — неважно) эти депеши? По идее, должна, но без особого рвения — вряд ли там всерьез ожидают, что шпионы и прочие изменники родины будут пользоваться официальными бланками. И все же осторожность не помешает. Надо сформулировать похитрее, в манере баснописца Эзопа.

Хотя…

Генрих усмехнулся. Правда, которую он собирается изложить, сама по себе настолько невероятна и похожа на горячечный бред, что нет смысла рядить ее в одежды иносказаний. Скорее, наоборот.

Он вывел: «Его превосходительству чрезвычайному и полномочному послу Великой Зимней Империи лично в руки».

Ниже: «Ваше превосходительство! Имею честь сообщить вам наивернейшие сведения из надежных источников. Королевский советник барон фон Вальдхорн — мертвец, который дерзновенным и возмутительным образом выдает себя за живого…»

Глава 5

Генрих сделал паузу, подбирая формулировку, и застрочил снова: «…каковое обстоятельство вынуждает меня немедленно покинуть Девятиморье, ибо оставаться в стране, захваченной нежитью, решительно невозможно. Покорнейше прошу об убежище и лелею надежду, что оное будет мне предоставлено в кратчайшие сроки. Время мое уже на исходе — цепные псы режима идут по следу. В совершеннейшем почтении лично к вам и к Великой Империи пребывая, с нетерпением жду ответа. Г. ф. Р. (полное имя, по понятным причинам, указать не могу)».

Поставив точку, он удовлетворенно кивнул. Теперь любой чиновник конторы, прочтя это, моментально уверится, что автор — очередной недолеченный идиот из тех, что так любят писать в газеты и в бюрократические инстанции. Нет, в самом деле, получилось душевно — особенно «псы режима» и все эти прилагательные в превосходной степени, торчащие в каждой фразе. Надо было, кстати, написать не «дерзновенным», а «дерзновеннейшим», ну да ладно.

Зато сотрудник дипмиссии, проверяющий входящую светопочту, должен сообразить, что дело серьезное, и доложить начальству. Они-то в посольстве сохранили память и знают, что воскресший барон — не фигура речи.

Все, отправляем.

Строчки мигнули, проваливаясь в чернильную полынью, и поблекли. Теперь сомневаться в правильности решения уже не имело смысла. Осталось ждать результата. Генрих прикинул — ответ либо придет сразу, либо его не будет вообще. Если первое — значит, клюнули, если второе — сочли уловкой конторы и не захотели связываться. То есть подождать нужно с четверть часа. Ну, максимум полчаса. За это время успеют принять решение — Генрих ведь ясно дал им понять, что пребывает в цейтноте.

Ему ответили через двенадцать с половиной минут.