Волны

-- Вот... ваши конфеты! Слову своему верен-с! Она смущенно повертела в руках коробку и вдруг взглянула в лицо ему с кокетливою доверчивостью.

-- Чего вы окрысились на меня?

Он холодно взглянул ей в глаза и, слегка побледнев, запахнул пальто.

-- До свидания... будущая матушка!

Быстро вышел.

Фима выбежала за ним на крыльцо.

-- Алексей Ива-ны-ыч!!.

Ураган со свистом и воем ударил в лицо ей, обдал мокрыми брызгами. Но она ничего не видела, кроме мутной тьмы, в которой исчез учитель.

-- А-ле-ксей...

7.

Ночью о. Евгений внезапно проснулся в смутной тревоге.

Буря билась о дом.

Он, полусонный, стоял, белея в темноте залы, и слушал.

-- Но это только ветер, -- в страхе думал он, -- только ветер.

В ставню злобно колотили десятки рук.

Ураган пытался сорвать ставни с их петель, гремел ими, стучал с воющим хохотом и точно пробегал тяжелыми ногами по железным листам крыши. И казалось, кто-то всхлипывал и плакал за окнами дома, у самых стен.

Но сквозь вой, шум и грохот урагана о. Евгений различал стук в калитку. Кто-то упорно, не переставая, стучал и, должно быть, крикливо звал. Но ветер разбивал зов на тысячи мелких, слабых голосов, носившихся над домом, как печальные крики бури.

О. Евгений разбудил попадью.

-- Случилось что-то, -- шептал он ее теплому, сонному телу.

Попадья валилась на подушку.

Но вдруг вскочила в сонном испуге, спрашивая:

-- Что? что? что?

Чьи-то ноги застучали по крыльцу.

Распахнулись двери.

Дом наполнился суетой.

Испуганные лица что-то кричали.

Поп и попадья метались, полураздетые, ничего не соображая.

Попадья все повторяла.

-- Что? что? что?

-- Потоп, -- кричали ей.

Но это слово казалось ей непонятным.

Ветер мокрыми лапами хлестал в стены, заставляя вздрагивать дом.

В дверь ворвался Алексей Иваныч.

-- Ну, что же вы? Скоро?

-- Что случилось?!

-- Скорее! Некогда! Там народ гибнет!

-- Да, что же? Что, наконец?

-- Наводнение!

Уже не спрашивали.

Без толку толпились, отыскивали одежду, кое-как набрасывали ее. И прислушивались к шелесту воды под досками пола, чувствовали все время, что оттуда ползет, не спеша, с звенящим ласковым лепетом черное чудовище с мутным смехом волн, с нежно хохочущим плеском безжалостной и холодной глубины.

8.

Из черной воющей бездны пространства нес ветер холодные брызги и обдавал ими лица. Казалось, шел горизонтальный дождь; точно вся река, разбитая бурей, превратилась в водяную пыль и грозила миру потопом брызг. И где-то там, во тьме, река ревела от радостной боли своего разгула. И ей отзывались жалобные крики людей вой собак, ржанье лошадей.

О. Евгений с попадьей и дочерью толпились на крыльце.

У крыльца колыхалась лодка.

-- Садитесь, скорей садитесь, -- кричали им из лодки, -- садитесь!

В гипнозе сели.

Быстро гребли гребцы.

Лодка скользнула по черной воде в распахнутые ворота. А там ураган подхватил ее, швырнул, подбросил и понес в тьму по черным, прыгающим волнам. И всюду в мутной мгле скользили лодки с кричащими тенями.

-- Но позвольте! -- вдруг заговорил о. Евгений; -- но позвольте!

Пытался встать.

-- Но мебель, господа!.. А также хлеб в амбаре... И калачи...

-- Ах, Господи! -- всполошилась и попадья, -- да как же мы так все бросили...

-- Полторы тысячи калачей!

-- А сундуки мои...

-- И яйца я припас уже для продажи.

-- А шляпка-то моя... опять промокнет!

О. Евгений уже встал в лодке.

-- Поворачивайте, -- махал он руками, -- поворачивайте!

-- Батюшка, -- строго сказал Алексей Иваныч, и голос его дрожал от напряжения всех сил, -- там народ гибнет... вы понимаете? Мы спешим туда... Некогда с вашими калачами возиться. И стыдно это!

-- Но позвольте, но позвольте! -- пытался возражать о. Евгений.

Лодка ударилась о землю.

О. Евгений, поневоле смолк.

Ему помогли подняться... И все вышли на высокий пригорок у церкви. Тут уже суетился церковный староста и что-то жалобно говорил своим надтреснутым баском. Псаломщик визгливо кричал:

-- Подобает вынести иконы!

Тучный дьякон стоял, не шевелясь, как изваяние, и круглыми, казалось, немигающими глазами смотрел во тьму, где танцевали хохочущие волны.

О. Евгений бегал вдоль воды и кричал:

-- Господи! Господи! Надо сейчас же молебствие!

Пошли к церкви.

Белеющей тенью высилась церковь.

От ветра звякали на ней колокола

Черная дверь со звоном распахнулась...

9.

Алексей Иваныч сдвинул лодку в воду и готовился прыгнуть в нее. Чья-то теплая ручка вдруг коснулась его руки.

Он обернулся.

Пред ним стояла Фима.

-- Алеша, -- тихо сказала она.

И он вздрогнул от этой неожиданной ласки. И вдруг почувствовал, что был неправ пред нею.

-- Возьмите меня с собою.

-- Но там опасно, Фима, -- ответил он также тихо, также в первый раз назвав ее уменьшительным именем.

Она белела в темноте, точно чайка.

-- Я не пущу вас одного.

Он опасливо взглянул в бушующую мглу, на миг прислушался к воплям бури, крикам и голосам беды.

-- Там смерть бушует, Фима!

Она просто сказала:

-- Я буду с вами.

Он молча уступил ей дорогу.

И когда она вошла я села, вскочил в лодку, оттолкнул ее веслом от берега.

...Скользили над черной глубиной.

Фима сидела, притихшая.

-- Фима! -- сказал он.

И восторженное чувство охватило его.

-- Мы никогда не расстанемся, Фима?