Волны Русского океана

– Мне уже тридцать шесть лет! Мой прадед Карл Фридрих фон Шеффер в этом возрасте основал в Швеции первую масонскую ложу, Робеспьер закончил жизнь на гильотине, а прусский король Фридрих Великий создал Берлинскую академию наук. Я хочу попасть в историю Русской Америки не списанным с корабля врачом, а умножителем российских земель. Я хочу привести под российский флаг Сандвичевы острова!

– Если получится, это будет замечательно! — не удержался главный правитель. — Но, ради бога, Егор Николаевич, постарайся держаться в рамках дипломатии. Нам весьма невыгодно ссориться с аборигенами. Токмо добром, токмо лаской и подарками. Я дам тебе верительную грамоту и серебряную медаль от нашего благословенного императора для короля. Главное: тебе надобно добиться выделения земли под факторию, чтобы можно было поднять флаг нашей Компании, а там, глядишь, и российский взовьется.

Поначалу у Шеффера дела пошли хорошо. Каумуалии действительно рвался куда угодно, лишь бы не под державную руку Камеамеа, который был повинен в смерти его отца. К тому же Егор Николаевич вылечил от лихорадки жену и маленького сына Каумуалии, чем заслужил безмерную благодарность князя, так как сын был его наследником. Каумуалии подарил доктору целую долину на своем острове, причем вместе с деревнями, которую тщеславный доктор тут же освятил своим именем — Шефферталь. Не теряя времени, силами экипажей компанейских кораблей и подаренных гавайцев построил крепость, назвав ее Елизаветинской (в честь императрицы Елизаветы Алексеевны) и поднял над ней российский флаг.

Вот это было его грубейшей ошибкой. Торопясь совершить что-либо историческое, он преступил границы барановского предписания — действовать только от имени Российско-Американской компании — и очень быстро за это поплатился. Бостонцы, шнырявшие между островами архипелага и не выпускавшие из виду любые действия русских, в которых справедливо видели опасных конкурентов, тут же воспользовались промахом доктора.

Капитаны четырех шхун донесли королю Камеамеа, что русский начальник готовит захват островов, о чем свидетельствует флаг Российской империи над Кауаи, и поставили условие: либо он, король, вышвыривает с Гавайев пришельцев с севера и в дальнейшем получает от Соединенных Штатов всяческую, в первую очередь военную, помощь, либо это делают сами Штаты и тогда никто не гарантирует, что Камеамеа останется королем: монархом Гавайев вполне может быть кто-нибудь другой.

Шантаж возымел действие. На Кауаи пришел королевский флот из двух десятков шхун и ботов, доставив армию в пятьсот воинов, вооруженных не только копьями и луками, но и ружьями. Русских было слишком мало, чтобы ей противостоять, а подданные Каумуалии воевать не хотели — в результате Елизаветинский форт подвергся разрушению; бостонцы попытались самолично сорвать российский флаг, однако Камеамеа не позволил, не желая ссориться с великим государством — мало ли как может все обернуться, — проявив тем самым мудрость правителя.

Каумуалии с семьей и придворными укрылся в тропических зарослях, а русские во главе с Шеффером были посажены на одну шхуну (вторую Камеамеа реквизировал как трофей) и отправлены восвояси. Встретившись по дороге в Ново-Архангельск с мексиканским торговым кораблем, идущим в китайский Кантон, Шеффер пересел на него, решив самостоятельно добраться до Петербурга и изложить царю лично историю с Гавайями. Изложил он эту историю и в письме Баранову, приложив к нему копию договора с Каумуалии. Александр Андреевич весьма порадовался возможностям, которые открывал этот договор, и вот теперь железный «Святой Николай», снаряженный двумя десятками пушек разного калибра (на всякий случай, в первую очередь на встречу с браконьерами; фрегат мог принять на борт до сорока орудий, но столько не нашлось), рассекал серо-голубые воды Тихого океана, имея конечной целью восстановление попранной Штатами справедливости.

Леонтия Андриановича раздирали противоречивые мысли. С одной стороны, как морской офицер он понимал значение Сандвичевых островов в качестве базы флота и всей душой был за присутствие на них Российской империи. С другой — ему претило бесцеремонное военное вторжение на чужую территорию, без всяких скидок похожее на агрессию, а затем оккупацию.

За две недели похода он не раз спорил на эти темы с полномочным представителем РАК Тимофеем Таракановым.