Волны Русского океана

Адмиралтейство же формально существовало уже больше десяти лет, с той поры как в Якутате построили шхунку «Авось», на которой камергер Резанов ходил в Калифорнию. Вот только настоящего главы у него не было, а у Баранова, как говорится, руки не доходили, да и в морском деле он ничего не смыслил. Поэтому согласие Гагемейстера губернатор воспринял с превеликой радостью и, зная довольно-таки молодого (всего-то тридцать семь лет!) капитана как честнейшего и бескорыстного человека, втайне надеялся передать ему бразды правления Русской Америкой, о чем уже отправил письмо в Петербург. Самому-то Александру Андреевичу перевалило уже за семьдесят, и годы неумолимо брали свое, а это «свое» целиком состояло из сил и здоровья.

Отправляя «Святой Николай» в столь дальний вояж по открытому океану, главный правитель ознакомил капитана с коротенькой историей отношений Компании с Гавайями и дал инструкции к дальнейшему.

История действительно была весьма коротка.

В 1813 году в Ново-Архангельск пришел промысловый бот «Уналашка», который уже давно считался пропавшим без вести. Бот с двумя десятками промышленных, среди которых были и русские, и алеуты, унесло ураганом осенью двенадцатого года. Оказалось, протрепав суденышко две недели свирепыми штормами, ураган доставил его к тропическим островам, чудесным образом стихнув у неведомых берегов.

Исхудавших, обросших и оборванных промысловиков встретили темнокожие курчавые воины в набедренных повязках с копьями наперевес. Местный князек Каумуалии попытался взять пришельцев в плен, однако получил отпор в виде нескольких ружейных выстрелов и, соответственно, нескольких раненных своих подданных, после чего проникся дружелюбием и с превеликим усердием принялся выяснять, откуда прибыли нежданные «гости». Выяснение затянулось на несколько месяцев по причине языковых трудностей, зато теперь десяток аборигенов и сам Каумуалии вполне прилично понимали русские слова, и среди промышленных нашлись способные к языкам, при необходимости они могли послужить толмачами.

Но главное, что удалось промышленным выяснить и что до крайности взволновало правителя Русской Америки, — это готовность Каумуалии торговать с русскими и даже предоставить им землю для основания фактории на своем острове Счастья — Кауаи. В общих чертах Баранов знал о Сандвичевых островах — о том, что князь крупного острова Оаху Камеамеа объявил себя королем всего архипелага и где хитростью, где силой постепенно подчиняет его своей власти. И происходит это не без помощи бостонцев, продающих королю оружие, военное снаряжение и мелкие морские суда. Конечно, не за здорово живешь. Главный правитель отлично понимал, что, если штатовские американцы зацепятся за архипелаг, выкурить их оттуда будет весьма и весьма трудно. А он уже тогда, четыре года назад, думал не только о снабжении растущего населения Русской Америки продовольствием с этих благодатных островов, но и о базе для будущего Тихоокеанского флота России. Ведь лучшего места для контроля всей северной части океана не найти! А бостонцам тут делать нечего, у них и выхода к океану нет. Или они возмечтали, собрав морские силы на Гавайях, пробить на материке стену, закрывшую им путь к желанным берегам? Стену из только-только родившейся индейской федерации Орегон и Калифорния и столь же молодой республики Мексики. Кишка тонка, господа штатники!

Однако Александр Андреевич не смог бы столько лет быть успешным правителем огромной колонии, если бы не научился учитывать малейшие обстоятельства. А они, с одной стороны, подсказывали, что напрямую сейчас обращаться к Камеамеа бессмысленно, да и опасно из-за его тесных связей с бостонцами, но с другой — что этот князек с Кауаи готов кинуться к кому угодно, лишь бы не подчиняться королю, и этим следует воспользоваться.

Не теряя времени, Баранов снарядил два корабля, назначив начальником экспедиции (по его личной просьбе) доктора медицины и ботаники Георга Шеффера, охотно откликавшегося на русское имя-отчество Егор Николаевич.

– Зачем это тебе, Егор Николаевич? — Александр Андреевич покачал основательно облысевшей головой. — Сидел бы в лечебнице, пользовал болезных собранными травами, мемуар писал бы, на худой конец, про свои походы по Аляске. То-то попугал бы европейскую публику байками про полярную ночь, про волков-медведéй…

– Сидеть, герр Александр, — это не по мне. — Шефферу, и верно, не сиделось на месте: он то и дело вскакивал, кружил по кабинету, садился, но опять вскакивал, и все повторялось. Рыжеватые кудри, обрамлявшие раннюю розовую лысину — она была больше, чем у Баранова, — порхали в воздухе. — Я понимаю: не каждому это нравится, герр Лазарев терпеть меня не мог, потому и списал на берег…

Александр Андреевич эту историю знал, но терпеливо слушал.