Волны Русского океана

Наконец, он, кажется, пришел к решению, потому что перестал кашлять, выпрямился, расправив плечи, и сказал, наверное, от волнения немного напыщенно:

– Я бы выбрал честь. Она у человека одна, а долгов может быть много: перед родителями, перед детьми, перед хозяином, перед Отечеством… Долг перед Отечеством, вообще, как мне кажется, совпадает с честью. Слышите, как они звучат — честь и Отечество? Честь, получается, — как бы часть Отечества.

Ответ Алису удивил: она не ожидала подобного тонкого рассуждения от столь молодого человека, к тому же не вполне русского. И обратилась мыслями к себе: что такое долг — ей хорошо известно, а ее честь? Не девичья, которую она то ли забыла, то ли не считала необходимой для жизни, а просто — честь человека? То качество, которое делает его честным? Частью какого Отечества является честь человека Алисы Жданко? Частью Галичины, которой она не знала? Частью Соединенных Штатов, которых она не любила, ибо понимала, что это государство разорило ее семью? Или частью тысячелетней Руси, в которой ее малая родина называлась Червенной, то есть Красной, Красивой?..

Тогда, на корабле, Алиса рассуждала, так сказать, теоретически, а сейчас, лежа на плоской крыше в ожидании атаки штатовской кавалерии, она никак не могла отделаться от мысли, что судьба сыграла с ней не самую добрую шутку, поставив перед категорическим выбором, цена которому, может быть, не один десяток человеческих жизней. Опять же, чьих жизней? Американских рейнджеров, которые рвутся вывести свое молодое государство на берега Великого океана, не жалея для этого ни себя, ни тем более тех, кто встает у них на пути — индейцев, мексиканцев, русских? Или жизней тех же русских, индейцев, мексиканцев, которые преграждают путь рейнджерам?

Самое печальное, что ответа не находилось.

Впереди, в горловине улицы, взметнулось и начало разрастаться облако пыли — видимо, явился этот самый кавалерийский полк. И Алиса вдруг почувствовала облегчение: чего она мудрит, ведь выбор уже сделан и сделан давно, еще тогда, когда она вышла из палатки на защиту русского геолога Антона Козырева. Все последующее было лишь подтверждением этого выбора, а сейчас, через несколько секунд, она в нем поставит точку. Или — восклицательный знак!

Она охватила беглым взглядом соседние параллельные улицы — там тоже заклубилась пыль. Понятное дело: полк идет широким фронтом, его командиры не так глупы, чтобы лезть в «мешок». Но и Эмильен не дурак — просчитал все варианты. Защелкали выстрелы — над крышами домов запорхали клубочки темного порохового дыма, обнаруживая стрелков-волонтеров. Сквозь пелену пыли Алиса увидела, как падают всадники на соседних улицах, как затоптались там, притормаживая, лошади — атака начала захлебываться. Но на нее, Алису, лава катилась по-прежнему: Эмильен Текумсе предоставил ей все возможности для испытания нового оружия. Она уже различала злые напряженные лица кавалеристов — они скакали по-индейски, бросив поводья, с карабинами наизготовку…

Алиса наметила впереди, метрах в пятидесяти, ориентир — тряпку, висящую на створке окна, — от которого надо начать останавливать лаву, и повела стволом, определяя угол стрельбы. Как раз вовремя — первые всадники миновали ориентир, и первые пули из черепановской винтовки достались им.

Расстреляв менее чем за полминуты первую ленту, Алиса мгновенно сменила ствол и вставила новую. Лаву она уже остановила: атакующие сбились в кучу, вертели головами, пытаясь понять, откуда на них обрушился ливень пуль, и не видя нигде стрелков. Несколько сбитых выстрелами кавалеристов шевелились на земле, другие, спешившись, торопились отнести пострадавших под стены домов.

Алиса начала вышибать каждого, кто попадал под прицел. Ее заметили по клубкам черного порохового дыма и, несмотря на потери, ринулись вперед, стреляя из карабинов. Пятьдесят метров — это несколько секунд конского галопа. Алиса успела переменить ствол и ленту, привстала на колени и, уже не целясь, стреляла прямо в конские морды и лица кавалеристов. Пороховой дым полностью окутал ее, прорвался в легкие, она закашлялась, и тут случилось самое ужасное, о чем подозревали сами механики Черепановы: в перегретом стволе расширился канал, патрон вошел в него целиком, гильзу заклинило, следующий взорвался и вырвал ствол и затвор из ствольной коробки. Затвор саданул Алису в лоб, развернув ее боком к атакующим, и вражеская ружейная пуля вошла в левую руку, задела кость и через подмышку проникла в грудную клетку.

Даже не охнув, Алиса рухнула на плоскую крышу, и черная тишина накрыла весь мир.

Когда она вынырнула из черноты, ей показалось, что до пробуждения ее, Алисы, вроде бы и не существовало, а вот открыла глаза — и она есть! Сильно болело в груди, туго стянутой тряпичной лентой; в комнате, почти неосвещенной одинокой свечкой на столе, плотным облаком висела жаркая духота. И жажда коростой облепила губы…