Волны, в которых мы утонули

– Теперь я понимаю, как глупо себя вел… каким же я был эгоистом… Ты живешь с этим всю жизнь, и ты ни разу не проявляла безразличия. Никогда ни на кого не набрасывалась. Магнит, я так дерьмово себя вел. Прости меня.

Она пожала плечами.

– Все по-разному справляются с травмами. Я реагировала на свои проблемы одним образом, но это вовсе не значит, что ты должен реагировать точно так же. Ты пережил ужасную травму, и я понимаю, почему теперь ты боишься музыки. Тебе кажется, что тебя обманули. Ты не можешь заниматься любимым делом. Но ты достигнешь успеха, Брукс. Найдешь свой путь.

– На днях я взял в руки гитару. Она стояла в углу комнаты, и я взял ее по привычке. А потом я вспомнил, что не могу играть. Но вместо того чтобы расстроиться, я разозлился. Я напился, чтобы заглушить боль. Но я протрезвел, а боль не ушла.

– Будет больно. Это горько, это тяжело, и это ужасно больно. Больно будет так долго, что иногда будет казаться, что это не кончится никогда. Впрочем, в этом и есть прелесть боли.

– Какая?

– Ты находишь в себе силы двигаться дальше. Даже когда утром тебе кажется, что у тебя ничего не получится, вечером ты понимаешь, что можешь свернуть горы. Это в жизни мне нравится больше всего – она продолжается, несмотря ни на что.

– А что тебе меньше всего нравится в жизни? – спросил я.

Она на минуту задумчиво опустила голову, потом снова посмотрела на небо.

– Она продолжается, несмотря ни на что.

Моя рука лежала на причале. Мэгги коснулась моей руки, мы переплели наши пальцы и смотрели на затянутое облаками небо. Светало.

– Прости меня, – я прочистил горло. Какой же я дурак. – Мэгги, прости меня. Я был так безразличен и вел себя так грубо. Ты этого не заслужила. Я пытался тебя оттолкнуть. Я с головой погрузился в саморазрушение и не хотел, чтобы ты это видела. Вода доходила мне до шеи, и я уже готов был утонуть. А потом ты вытащила меня. Ты заговорила, и твой голос спас меня. Я все еще сломлен, но я дал тебе обещание. Я обещал, что однажды покажу тебе мир, и именно это я и собираюсь сделать. Не могу обещать, что будет легко. Но обещаю, что буду стараться. Я буду бороться за тебя, Магнит, так же, как ты боролась за меня.

– Ты был рядом двадцать лет, Брукс. Думаю, пару сложных дней я смогу пережить. – Она рассмеялась. Как же я люблю ее смех. – Кроме того, ты видел мою темную сторону. Будет справедливо, если я увижу и твою тоже.

– Твой голос, Мэгги… Не думаю, что ты понимаешь, что он со мной делает.

Она засмеялась, и я влюбился в нее еще сильнее.

– А я все думала, каким он будет. Тебе нравится?

– Нравится? Я его обожаю.

– Он не слишком… – она заерзала на сиденье и сморщила нос. – Писклявый? Детский? – она неестественно понизила голос. – Вчера вечером я стояла перед зеркалом и тренировалась говорить соблазнительно. Тебе нравится?

Я не смог сдержать смех.

– Тебе же нравится, да? – сказала она. Она говорила очень низким голосом, и звучало это ужасно странно. – Ты считаешь, что этот голос сексуален. Ты определенно хочешь меня трахнуть.

– Конечно, только не издевайся над своим голосом. Ты говоришь так, будто выкуриваешь по пятьдесят пачек сигарет в день.

Она захихикала и толкнула меня локтем в плечо. Мы смеялись и разговаривали, как будто общение без маркерной доски было для нас обычным делом. Мы говорили безо всяких усилий. И честно, я был бы счастлив, если бы мог до конца своих дней просто слушать ее голос.

Когда солнце начало подниматься, она придвинулась ближе ко мне.

– У тебя сегодня все хорошо, Брукс? – прошептала она, и у меня по спине пробежали мурашки. Она задала вопрос, который я задавал ей почти каждый день на протяжении почти всей ее жизни.

Я дважды сжал ее руку.

Да.

И больше мы не говорили.

За пять минут до того, как она села на причал, я был совершенно потерян.

Пять минут спустя, сидя напротив нее, я начал вспоминать дорогу домой.

Мэгги тоже ворочалась по ночам. Не так часто, как раньше, но все же иногда ей бывало тяжело. Однажды, когда мы спали в одной постели, я проснулся, услышав, что ей снятся кошмары. Она что-то шептала себе под нос, ее тело было мокрым от пота. Я не стал будить ее, потому что знал: нет ничего хуже, чем вырваться из кошмаров прежде, чем они уйдут сами. Я ждал, когда она сама вернется ко мне.

Когда это произошло, она ахнула и открыла глаза. Я постарался ее успокоить. На мгновение ее руки метнулись к шее, но она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы расслабиться. Похоже, с годами она стала лучше справляться с паникой.

– Все хорошо, – сказал я. – Я здесь.

Мэгги села и убрала волосы с лица.

– Насколько все плохо от одного до десяти? – спросил я.

– Восемь.

Я поцеловал ее в лоб.

– Я тебя разбудила? – спросила она.

– Нет.

Она улыбнулась.

– Врешь.

Она беспокойно поерзала на простынях и подтянула колени к груди. Я понимал, что часть ее сознания все еще осталась в кошмаре.

– Скажи, чего ты хочешь, – сказал я. – Скажи, что мне сделать.

– Просто обними меня, – ответила она и закрыла глаза.

Я придвинулся ближе и обнял ее, положив подбородок на ее макушку.