Оттуда, с крыши, была видна река, а на реке он заметил большой насад, который тащили и лошади, и бурлаки. Насад медленно полз вверх по течению, а на мешках с товарами под навесом сидели мужчины с короткими бородками и очень веселились, разглядывая строения по обоим берегам. Всех их Митька сверху не разглядел, да и незачем было. Он ждал гостей, которые должны были прибыть из самой Англии, и, кажется, дождался…
Спорхнув с крыши, Митька помчался в Рощенье и оттуда — к Насон-городу. Река в этом месте делала петлю, и он, даже идя неспешно, мог бы прийти к одной из пристаней одновременно с насадом.
Как оказалось, не один Митька ждал это судно. Из ворот канатного двора выехал верхом раб Божий Борис и поскакал туда же, к Насон-городу, встречать дорогих гостей. Он обогнал Митьку уже у самого кремля.
Пристань в ту пору, когда на реке полно судов, — место шумное, там толчея и крики, влезешь в эту толчею — ошалеешь и ничего не поймешь. Митька и пытаться не стал — не хватало лишь, чтобы на него мешок с солью обрушили. Видимо, Борис заранее с кем-то условился — спустив гостей с насада, он их очень быстро повел к двору Кирилловской обители. Каждый из мужчин нес с собой свое имущество, и видно было, что эти люди привыкли к быстрой ходьбе и тяжести на плече.
Там, во дворе, Борис их и оставил, а сам вернулся к насаду. Казалось бы, толковать ему с кормчим и гребцами, тем паче — с бурлаками, было не о чем, однако он взошел на судно. Это показалось Митьке любопытным. Он до того осмелел, что вышел на самую пристань, хотя услышать оттуда, о чем совещается в брюхе насада раб Божий Борис, и не мог.
И тут его стукнуло в плечо. Он обернулся — вроде бы швыряться камнями было некому. Все заняты делом. Митька снова уставался на судно — и снова получил удар в плечо, не слишком сильный, но чувствительный. Он не то чтобы обиделся — на что тут обижаться? — а сильно удивился и даже ухмыльнулся: что, ежели с ним девка этак заигрывает? Как во всяком городе, где есть большая пристань, в Вологде при той пристани околачивалось немало зазорных девок.
Решив, что насад уже никуда не денется, Митька пошел искать камнеметателя. Но когда нашел его, притаившегося за старой липой, то глазам не поверил — это был Гаврюшка.
— Мать честная, ты же на Севере! — только и мог сказать Митька.
— Был на Севере… Митрий, сделай милость, помоги деда с насада на сушу свести. Я, когда судно причаливало, сам скоренько на пристань соскочил, чуть в воду не шлепнулся, а он так не способен.
— Зачем вы вернулись?..
— Потом дед Чекмаю все растолкует… Нельзя, чтобы меня тут видели…
— Отчего?
— Я этим иноземцам в Архангельском остроге на пристани помогал, они меня запомнили. Да и деда, статочно, запомнили. Мы сюда плыли — в тюках товара хоронились, только ночью наверх выбирались — по нужде, одни сухари грызли, водой запивая. Хорошо, бурлаки еще похлебку и кашу приносили, но не каждый день.
— Иноземцев увели к Кирилловской обители.
— Не всех! Там трое, не то четверо, при грузе остались. И дай хоть хлебца, Христа ради!
За пазухой у Митьки был ломоть от вчера испеченной ковриги. Гаврюшка ухватился за нее обеими руками.
— Дед что-то плоховат, — с набитым ртом еле выговорил он. — Нельзя ему так странствовать… А он, вишь, упрям, как старый козел. Митрий, ты там найди у бурлаков старшего, они покамест все вместе, потом разойдутся. Пусть они помогут деда вытащить. Старшего зовут Ермолаем, можно кликать Потехой, отзовется. Мы старшему заплатили, он нас и спрятал.
— А как вытащим Ивана Андреича — куда его дальше с пристани?
— Хоть куда, лишь бы ему тут не оставаться. Ты ведь сможешь его увести? А я тут останусь.
— Для чего?
— Они такой груз привезли — надобно выследить, как вытащат и куда увезут. Ты отведи деда к Чекмаю…
— Уехал Чекмай.
— Как же?.. Как же без него?..
— Как, как… Самим как-то придется справляться, — буркнул Митька. Хотя Чекмай и обходился с ним строго, однако за широкой Чекмаевой спиной Митька чувствовал себя привольно и вольготно.
Он подумал — и направился к бурлакам. Гаврюшка остался ждать.
Север странно подействовал на отрока — он перестал быть дитятей, покорным внучком, порой он чувствовал себя даже старше и опытнее родного деда, хотя в четырнадцать лет так думать не положено.
Митька отыскал Потеху, отвел в сторонку, объяснил, в чем беда.
— Заплатишь — помогу, — был краткий ответ.
Сговорились на алтыне.
У бурлаков были в брюхе насада войлоки для спанья и пожитки. Потеха взял с собой двоих подначальных, и вместе они вывели Деревнина — в дрянном колпачишке, в страшном на вид армяке. Вынесли и его с Гаврюшкой имущество — словно бы свое. Все это бурлаки проделали очень быстро, из чего Митька вывел — эта ватага, не иначе, при случае помогает лесным налетчикам.
Лошади, которые вместе с людьми тянули насад, стояли поблизости от пристани, уже распряженные.
— Могу лошадку недорого уступить, — сказал Потеха. — Самую дохловатую. Чтобы довезти старика куда надобно — сгодится.
— Столько у меня при себе нет, — признался Митька. — Да и не нужна мне лошадь. А коли ее нанять? Вот те крест — сюда же и приведу!