Вологодские заговорщики

— Коли она по дороге не околеет…

Митька пытался сговориться и так, и сяк, но Потеха был упрям. Деревнин стоял рядом и молчал — дорога утомила его до полусмерти. К счастью, Митька увидел на пристани знакомого извозчика Еремея, кинулся ему наперерез и чуть не угодил под конские копыта. Затем встал вопрос: куда везти старого подьячего? Митька совсем было собрался в Заречье, но вдруг вспомнил, что в Козлене ждет Глеб и наверняка уже кроет загулявшего товариша гнилыми словами в семь слоев с прибавкою.

До Козлены ехать было немногим более двух верст.

Служба уже кончилась, недовольный Глеб стоял на паперти.

— Где тебя носит? — напустился он на Митьку. — Я уж бог знает что передумал!

— Ты погляди, кого я привез, — сказал Митька.

— Иван Андреич?! Так что ж ты его сюда приволок?

— А куда еще? Я ж знал, что ты тут торчишь… И Гаврюша тоже в Вологде.

— Ты что, его по дороге потерял?

— Да Господь с тобой! Он сам побежал по нужному дельцу.

И тут Митька вспомнил, что вообще никак не сговорился с Гаврюшкой, и вся надежда на то, что парнишка сумеет найти в Заречье Глебову избу.

Еремея попросили подождать, пока начнет темнеть, чтобы тогда лишь отправиться в Заречье. Деревнина уложили в тихом месте на травке. Глеб с Митькой сели там же, и тогда Митька рассказал о своей погоне за насадом.

— Сейчас они сидят на дворе Кирилловской обители, — зевершил Митька. — Я чай, ближе к ночи их сюда приведут.

— Как ты догадался, что это они?

— Сам не знаю. Вели себя как-то по-дурацки. Вот станет наш человек, когда сидит на насаде, вертеться, пальцами во все стороны тыкать и ржать? А эти плыли и веселились. Потом сошли на берег — держались все вместе. Одеты вроде по-нашему, а шапки — не у всех. И сапоги. Сапоги, Глебушка, чудные, заморской работы. Кафтаны длинноватые, коли не приглядываться — и не заметишь. И рожи, и бороденки. У нас-то борода — так это бородища, вроде как у тебя. А они бороды нарочно подстригли, чтобы не более вершка. Почти как у Чекмая.

— Твоя борода тоже не из знатных.

— Уж какая есть, Глебушка. Кабы она у меня волосне соответствовала, так я бы, поди, в дверь боком проходил.

— А волосы не стрижешь из-за Чекмая? Тоже, что ли, слово дал?

— Так их, покамест длинные, можно как-то убрать, ремешком стянуть. А срезать два вершка — и буду я еж ежом.

— Ох, как недостает Чекмая…

Наконец удалось добраться до Заречья.

Гаврюшки там еще не было, а Ульянушка сразу взялась обихаживать старика. Она бы и к соседям кинулась мыльню топить — на ночь глядя, но Глеб отсоветовал. Деревнину соорудили царское ложе из всех тулупов, шуб и войлоков, что нашлись в хозяйстве, накормили досыта, и сон сморил его. Глеб даже не сумел его толком расспросить.

Гаврюшка явился на рассвете, после того как пропели третьи петухи и заспанные бабы пошли провожать скотину в стадо. Он от усталости еле держался на ногах. Расспрашивать его было бесполезно.

Оба, и дед, и внук, проснулись ближе к обеду. И Гаврюшка доложил деду: поручение выполнено, и где находится опасный груз — известно.

— Да что за груз-то? — с досадой спросил Глеб.

— Пушки, — кратко отвечал Деревнин. — Гаврила считает, что по величине — корабельные пушки, а я не знаю. Он больше моего по пристани шатался и всюду нос совал. Он и пушки на английских кораблях видал.

— Их четыре десятка было, — добавил Гаврюшка. — Но в этот насад не все погрузили. Они же тяжеленные. Мы потому и поехали вместе с этим грузом и с англичанами, что грамотку Чекмаю слать было не с руки — пока он еще ее получит! А нужно было знать, куда в Вологде спрячут и ратных людей, и пушки.

Ульянушка глядела на отрока — и не узнавала его. За время пути Гаврюшкино лицо осунулось, стало строже, и заметнее сделалось его сходство с дедом. Да и говорил он не так, как раньше, строго и деловито говорил. Не то чтобы на Севере парня подменили, а просто кончилось его детство, да и отрочество, сдается, тоже.

— И где оказались ратные люди да пушки? — спросил Глеб.

— Я сперва боялся прохожих спрашивать, потом, ночью, и прохожих не было. А повезли пушки после заката вниз по реке, на двух стругах. Я берегом шел. Видел, как выгрузили возле мочила.

— Какого мочила? — удивился Глеб.

— Где коноплю мочат. Я слышал, как на стругах перекликались, и один другому кричал: причаливай за конопляным мочилом! И туда за пушками пришли люди с тачками, какие бывают, когда каменное строение возводят. Кладут пушку в рогоже на такую тачку, двое снизу ее пихают, один сверху в веревочную петлю впрягается. Так их туда и утащили.

— Куда? — задав вопрос, Глеб тут же нашел у себя в голове ответ. — Точно! На канатный двор!

— Может, и канатный. Тын там длинный, большое место огорожено. Я остался ждать — не будет ли чего. Дождался — тех ратных людей привели, что с дороги отдыхали где-то возле пристани.

— В Кирилловской обители, — подсказал Митька.

— Может, и там. Я еще подождал, ничего больше не было. Тогда я вверх по реке пошел, дошел до моста, а оттуда я уж знал, как сюда попасть. Все, дедушка.

Тут лишь Глеб с Митькой поняли, что докладывал Гаврюшка не им, а деду.

— Хвалю, — кратко отвечал Деревнин. — Хвалю молодца.