Вологодские заговорщики

И улыбнулся.

Ульянушка хлопотала у печи — хотела порадовать деда с внуком вкусной едой. У бурлаков-то в дороге разносолов нет — кулеш со старым салом, вот и все удовольствие. А Ульянушка с ночи поставила тесто, когда проснулась — оно уж лезло из квашни, и было что положить в пироги — вчерашняя пшенная каша, к которой добавлено по кусочку соленой красной рыбки, грибы, капуста, вареные яички от собственных кур. Кабы знала, что будут такие гости, припасла бы и творога для ватрушек.

Глеб ел молча. В отсутствие Чекмая ему следовало принимать решения, и он думал: тут ли оставить Деревниных, перевести ли в иное место; думал также, что будет с оружием и с людьми, которых выследили дед и внук, оставят ли на канатном дворе или переправят далее. Пока решил посылать Митьку в Козлену, для Деревниных Ульянушка присмотрела соседский подклет, сговорилась, и они стали ночевать там, но поесть иногда приходили в избу богомаза, а иногда Ульянушка носила им пропитание огородами.

А меж тем Чекмай был уже близко.

Миновала седмица, и он приехал в Вологду, оставил коней в надежном месте, в Розсыльничьей слободе, и пешком, с мешком имущества за плечами, пошел в Заречье.

Он явился к ужину вовремя — Ульянушка достала из печи большой закопченный горшок-кашник, а на столе уже были в плошках и мисах соленые грибы, малосольные огурчики, квашеная капуста; половина хлебной ковриги была тут же, на ней стояла солонка; небогато, зато всем в радость. Митька уже сидел с новой ложной наизготовку. Ложку он вырезал сам и даже украсил черен узорами. А Глеб еще возился за столом, пытаясь что-то доделать при свете восковой свечи.

— Слава богу! — воскликнула Ульянушка, услышав условный стук в дверь.

Чекмай вошел, перекрестился на образе и первым делом скинул кафтан и стянул с себя кольчугу.

— Уф-ф! Взопрел! Митька, завтра топим соседскую мыльню! — воскликнул он.

— Да Чекмаюшка!.. Да хоть сейчас растоплю! — обрадовался Митька.

— А у нас тут, дедушка, находка — стой, не качайся! — сказал вставая Глеб.

Они обнялись, и Глеб достал из залежей на своем столе старого письма образ, перевернул, сдвинул дощечку и достал послание с печатями.

— Что это? — удивился Чекмай.

— Это Анисимов сам себя перехитрил.

Узнав, откуда взялось послание, Чекмай сперва сильно удивился, потом согласился: купчиха Анисимова затеяла свою игру, смысла в которой пока не видно, Артемий Кузьмич ту игру разгадал, обнаружив пропажу, и как бы это дело не вышло красавице боком. Что до самого послания, Чекмай и тут согласился: не все ли равно английскому королю, подлинник к нему попадет или список, проверить это он все равно не сможет, а подлинник Анисимову, глядишь, в нужную пору и пригодится.

— Первым делом он мне пригодится, — сказал Чекмай. — Есть Бог на небесах! Вот теперь князь меня ни в чем упрекнуть не сможет. Научил меня Кузьма! С торговыми людьми мало глотку драть — с ними надобно сделки заключать, то им любо. С Кузьмой у меня сделка — и с Анисимовым будет сделка. Честная! Никто не придерется!

— Ты сам-то себя разумеешь? — недовольно спросил Глеб.

— Погоди, поем — все растолкую. Ульянушка, садись, тебе тоже это слышать надобно. Митька!!!

Митька, вдруг заметив, что узор на черене прорезан не так отчетливо, как было задумано, опять схватился за нож.

— Ты с того начни — что за Кузьма и откуда он вдруг взялся, — кротко посоветовала Ульянушка.

И Чекмай, сев за стол и съев сколько хотелось гречневой каши, начал обстоятельный рассказ.

— Стало быть, та Настасья в Козлене у попадьи, а дочки — тут? — уточнил он. — Что ж то за матушка, коли к дочкам возвращаться не желает?

— Она сильно напугана, дедушка, — вступилась за Настасью Ульянушка. — А там она безопасна. Я ту попадью видала — ее бы и ты испугался. Сурова! С одним ухватом на стрелецкий полк пойдет и всех разгонит. И богомольна. И постница, сказывали, великая.

— Мне нужна Настасья, — подумав, сказал Чекмай. — Она знает, что у Анисимова в дому делается. Говоришь, обещала попадье, что за Настасьей родня приедет и ее заберет? Ну так я и буду той родней.

— Настасья скажет, что никакая ты не родня, — предупредила Ульянушка.

— Пусть попробует.

Чекмай провел рукой по лицу, определяя длину бороды. Борода отросла, следовало бы уже подстричь, но он не стал просить у Ульянушки зеркало и ножницы. А попросил он раздобыть старый подрясник.

— Да где ж я его тебе тут найду? — удивилась Ульянушка.

— Я найду, — вызвался Митька. — В Козлене добуду у пономаря.

— Так он тебе и даст, — усомнился Глеб.

— А ты меня не подначивай. Сказал — добуду, значит, добуду.

И Чекмай, и Глеб хорошо Митьку знали: обычно миролюбивый и покладистый, в игре он делался горяч и даже неумолим. Сейчас это могло стать для него опасным, и потому Глеб спросил Ульянушку о мыльне, она ответила, и так вроде бы отвлекли Митьку от затеи. Как выяснилось — ошиблись.

Он, поев, незаметно исчез и вернулся к ночи. Под мышкой у него был свернутый в ком подрясник и скуфеечка.

— Батюшки, откуда? — удивился Чекмай.

— Выиграл.

— Как?!

— В шахматы.