«Волос ангела»

– Не реви! – приказал мужчина. – Пошли со мной. Яблоки можешь оставить себе…

Через два часа сытно накормленный в ближайшем трактире Сережка уже был в тихом домике на окраине, где жил мужчина. По дороге он дотошно выспросил мальчика, кто он и откуда. Рассказывая о себе, Сергуня благоразумно умолчал, за что его выгнал Кудин.

Дома неожиданный спаситель, по-хозяйски развалившись на стуле, закурил папиросу. Мальчика поставил перед собой посреди комнаты. Из смежной боковушки вышел приятель хозяина – среднего роста, плотный, с белесыми глазами и тонкими усиками. Распахнутая на груди нижняя рубаха открывала замысловатую татуировку.

– Ну, – облокотился он на косяк двери, – теперича воспитательный дом решил заделать, что ли? Лишний рот добавил.

– Па-а-шел ты… – лениво отозвался хозяин. – Знаю, что делаю! Так тебя, говоришь, как звать?

– Сережка… – оробев, тихо промолвил мальчик.

– Не пойдет! – решительно заявил хозяин. – Вид у тебя жалостливый. Будешь Исусик! Запомнил?

Татуированный весело заржал, крутя головой.

– Вот этот, – показал на него Антоний, – Павел. Он у нас бешеный, если что не так – прибьет. Потому всегда его слушайся, делай, что велит. А меня зови Николай Петрович. Я не Пашка, я добрый, но в меру! Спать будешь в маленькой комнате, там кровать пустая есть. И не вздумай куда сбежать – на дне моря сыщу. Так-то… Иди помоги по хозяйству.

Сергуня понуро поплелся следом за Павлом на кухню, где хозяйничала неразговорчивая полная женщина, готовя обед.

Жизнь снова повернулась. Только к лучшему ли?

* * *

Информация заслуживала внимания. В ней указывалось, что некий иностранный корреспондент (называлась его фамилия и газеты, с которыми он сотрудничал), находясь в одном из московских ресторанов и будучи в состоянии сильного подпития, слезно и громко жаловался своему приятелю, что все русские попы – сродни древним колдунам, и цивилизованному человеку просто невозможно с ними иметь ничего общего, поскольку им всегда будут более дороги деревянные сохи и квас, чем протянутая для помощи дружеская рука сильных мира сего.

Прочтя эти слова, Айвор Янович невольно улыбнулся – ничего себе «штиль» у господина журналиста, надо же было столь выспренно загнуть. Или это «творчество» сотрудника, подготовившего информацию? Так, посмотрим, о чем шла речь дальше.

Отвечая на вопросы своего приятеля, корреспондент вкратце рассказал, что посещал митрополита Московского, Коломенского и Крутицкого и имел с ним беседу. От подробностей нетрезвый иностранный гость воздержался.

Айвор Янович тут же подчеркнул остро отточенным красным карандашом строчку о беседе с митрополитом. Западная пресса проявляет повышенный интерес к ограблению церквей? Или тут преследовались иные цели? Почему журналист упомянул в разговоре о "протянутой дружеской руке"? Неужели состоявшаяся с митрополитом беседа так подействовала на экспансивного писаку, что тот после нее нализался до чертиков? Отчего бы вдруг? Об ограблении церквей газетчик мог написать и без бесед с представителем духовенства – на Западе много чего разного пишут о нашей стране, ни с кем предварительно не беседуя и не советуясь. Значит, дело в другом. Но в чем? Что же так расстроило иностранного гостя, заставив его потерять контроль над собой? Не он ли и пытался "протянуть руку"? Но разве это входит в компетенцию журналистов, пусть даже представляющих самые солидные издания? Если он говорил об этом, то его наверняка уполномочили, но, судя по реакции, предложение осталось без ответа или ответ был резко отрицательным. Потому господин корреспондент с расстройства и глушил спиртное, что не смог добиться результата, ожидаемого его хозяевами? Правдоподобно? Вполне, но это еще не доказано.

О хищении ценностей корреспондент мог узнать разными путями – газетчики народ общительный и пронырливый, особенно западные, не брезгующие собирать любые слухи и сплетни. Хорошо, допустим, узнал, пошел в ограбленную церковь, порасспросил, увидел сам и написал бы. Так нет, он добивается встречи с митрополитом – получить официальное подтверждение и узнать, как тот оценивает произошедшее. Но при чем здесь тогда "дружеская рука помощи", что стоит за этими неосторожно брошенными за ресторанным столиком словами – еще одно направление, в котором вознамерился действовать противник, пытаясь склонить духовенство обратиться за помощью и поддержкой к Западу? И надо ли полагать, что началось «прощупывание» – насколько реально добиться здесь успеха?

Что же, это может быть одной из версий. Корреспондент – лицо не дипломатического ранга, способен наговорить сорок коробов, а о вмешательстве во внутренние дела суверенного государства речь вести трудно – отвертится: меня не так поняли, я только лишь предположил в ходе беседы, а что, если бы вы… и так далее. Потому-то его и могли использовать в роли некоего разведчика настроений умов, ищущего путей возможных компромиссов или сделок. Разведчика…