Гар проследовал по этому коридору, прошел под решеткой, через подъемный мост и пропал. Мадлон потерянно глядела ему вслед огромными глазами.
Дирк смотрел на это, и к горлу у него подступила горечь. Он обернулся к капитану Доминьи и спросил:
— Вы поступите так же, как он, капитан? Или останетесь здесь работать, как раб, на людей, которых вы освободили, и быть гражданином второго сорта?
Капитан Доминьи медленно повернулся, глядя прямо в глаза Дирку.
— Останусь.
Рот Дирка презрительно скривился.
— Значит, этого мы и дожидались? Зачем мы трудились всю свою жизнь, для чего мы бросили дом и родину — чтобы быть высококвалифицированными крепостными? О, разумеется, сударь, мы организуем вам промышленность! Конечно, мадам, мы наладим вам торговлю! Спасибо, спасибо, вы очень добры, предоставив нам этот шанс! Школы? О, с удовольствием! Мы немедленно начнем занятия — совершенно никаких проблем. Все, что вы не сможете сделать сами, мы ах-с-какой-радостью сделаем за вас. Только гладьте нас время от времени по головке, и, может быть, бросайте иногда косточку-другую, и мы будем счастливы! Для этого мы отдавали свои жизни?
Доминьи побагровел.
— Я всю жизнь трудился ради блага своего народа — и буду продолжать.
Дирк уставился на него.
— Нет, Дирк Дюлэн. Поступай, как знаешь, но я лично делал то, что делал, не ради благодарности и преклонения — или ради власти! Я делал это потому, что считал правильным — и какими бы ни были последствия этих действий, я приму их! — он повернулся к Лапэн и крикнул: — Я остаюсь здесь, среди вас, Лапэн, и с радостью! Я приму предложенное вами богатство и положение и не буду добиваться голоса в ваших делах.
— Что тогда ты будешь делать среди нас? — спросила она.
— Что вам угодно. Если вам нужны школы, торговля, промышленность, я построю их вам — или все прочее, чего захочет народ. Я буду трудиться для блага кулов этой планеты!
Повсюду вокруг громыхнуло громкое «ура!», заполняя двор. Ошеломленные офицеры посмотрели друг на друга, затем на своего капитана и начали улыбаться.
Дирк отвернулся, испытывая тошноту. Он поднял взгляд на Лапэн и Юга, улыбающихся, довольных, а затем посмотрел на Мадлон. Она подняла глаза, ответив ему долгим умоляющим взглядом. Он отвернулся и снова посмотрел на капитана. А затем, когда крики начали стихать, круто повернулся и зашагал к воротам.
Двор вокруг него замолк. Затем он услышал быструю дробь каблуков. Он оглянулся, когда Мадлон схватила егоза рукав и посмотрела на него, затаив дыхание.
— Не уходи сейчас! Останься с нами!
Дирк посмотрел на нее, скривив рот.
— Зачем? С какой стати?
Она смотрела на него с печалью на лице.
— Неужели я ничего для тебя не значу?
Он глянул ей в глаза на долгий безмолвный миг. А затем перенес весь свой вес на одно бедро, чуть наклонив голову набок.
— Как же это так? Минуту назад я видел твое лицо полным горя из-за ухода Гара.
— Верно, — печально сказала она. — Но когда он сказал, что дух Де Када покинул его, я начала вспоминать все, что случилось, и гадать, почему это все произошло именно так, как произошло — и поняла, что это произошло из-за тебя, все из-за тебя. Именно ты вымостил путь кулам на Арене, именно ты приготовил его к принятию Де Када и направил посох к его руке, именно ты показал ему выход, когда его планы, казалось, развалились, именно ты направлял его руку и вызвал Высокие Башни. И я думаю, что ты, Дирк Дюлэн — ты больше, чем кто-либо другой, принес нам свободу! свободу!.. И очень похоже на то, что в тебе поселился дух Волшебника.
— Ерунда! — возразил Дирк. — Все, от начала до конца… Меня передвигали, как шахматную фигуру на доске. Как ты можешь смотреть на все это под таким углом? Не потому ли, что теперь, когда великан отбыл, ты должна найти причины переключиться на другого?
Мадлон вздрогнула, но огрызнулась:
— Я говорю то, что вижу. Как любой мужчина, ты слишком слеп, чтобы видеть себя в истинном свете!
Дирк кивнул с тяжелой иронией.
— И поэтому ты теперь хочешь меня?
— Да, я хочу тебя, — яростно прошипела она. — Можешь ли ты винить меня за это?
— Да, — ответил он, — потому что, если бы Де Кад снова ожил, ты мигом отвернулась бы от меня.
Дирк увидел в ее глазах боль, покаянное признание того, что он сказал правду, и мгновенно преисполнился раскаяния. Он нежно коснулся ее лица и произнес:
— Прости меня — я говорил слишком резко. Но ты должна понять, что для меня неприемлемо быть вторым.
Он смотрел ей в глаза еще миг, а затем повернулся и пошел прочь.
Ряды кулов раздвинулись перед ним также, как и перед Гаром, и во дворе наступила тишина, когда он промаршировал по этому длинному коридору, не глядя ни направо, ни налево. Память их окаймляла его с обеих сторон, явное сходство со всеми ними цеплялось за него, но он шагал сквозь все это, словно сквозь заполненное паутиной ущелье. Все лица поворачивались к нему с молчаливым уважением, глаза смотрели ему вслед, когда он прошел под опускной решеткой и скрылся из виду.