Волшебник Земноморья

Поначалу те места и вправду казались ему мирными и светлыми. Он жил в своем тихом доме под деревьями в цвету, следил за небом и все время держал свой магический слух настроенным на звук полета чешуйчатых крыльев. Но ни один дракон не появлялся. Со своего маленького причала Гед ловил рыбу, возделывал садик и огород на крохотном клочке земли возле дома. Он читал Книги Знаний, взятые в Школе Рока, и иногда целыми днями размышлял над одной-единственной страницей, строчкой или даже словом. Много времени он проводил, наслаждаясь летним теплом, под тенистым пендиком, а его отак либо спал рядышком, либо охотился на мышей в густых зарослях травы и цветов. Кроме того, всякий раз, как его просили, он помогал жителям Нижнего Торнинга в качестве целителя или заклинателя погоды. Ему и в голову не приходило, что посвященному волшебнику не следует ронять свое достоинство, занимаясь такими простыми делами, — ведь, будучи ребенком, он исполнял обязанности колдуна среди людей еще более бедных и смиренных, чем эти. Однако надо сказать, что с подобными просьбами островитяне обращались к нему редко, ибо благоговейно чтили волшебника с Острова Мудрых и побаивались его изуродованного шрамами лица. К тому же он был очень молчалив, и, несмотря на молодость, в нем таилось нечто непонятное, от чего людям в его присутствии становилось не по себе.

Гед вскоре подружился с мастером-лодочником, жившим на соседнем островке. Звали лодочника Печварри. Первый раз они встретились на пристани, когда Гед решил посмотреть, как лодочник устанавливает мачту на крохотном суденышке. Тот глянул на волшебника снизу и сказал, улыбнувшись:

— Похоже, дело идет к концу. Я провозился с этой лодкой чуть ли не месяц. Ты-то, наверное, сделаешь такую за минуту — стоит сказать одно волшебное слово. Так ведь, сударь?

— Так-то так, — сказал Гед, — но через минуту она, скорее всего, развалится и пойдет ко дну, если не творить все время заклинаний. Но если хочешь…

Он замолчал, не договорив.

— Что, сударь? — спросил лодочник.

— Эта лодочка… Очень красивая, маленькая, все у нее есть, что надо. Но если хочешь, я наложу на нее связующее заклятье, и она проплавает без течи намного дольше, чем любая другая. Или наложу наговор отыскания — и она будет быстрее находить дорогу домой с моря.

Говорил он это не очень уверенно, боясь обидеть мастера, но лицо Печварри просияло.

— Лодочку эту я делаю для сынишки, — сказал он. — Если ты, сударь, и впрямь можешь наложить на нее такие чары, то окажешь мне величайшую любезность и дружеское одолжение.

И, вспрыгнув на причал, он начал горячо благодарить Геда, крепко пожимая его руку.

После этого они часто работали вместе. Печварри мастерил или чинил лодки, а Гед вплетал в его ремесло разные чары и наговоры. Печварри не оставался в долгу и объяснял Геду, как строить лодки и управлять ими без помощи магии — а искусство простого мореплавания на Роке считалось почти священным. Часто он то в одной, то в другой лодке пускался в плавание по проливам и лагунам вместе с Печварри и его сынишкой Иоэтом. Так они испытывали новые лодки, идя то на веслах, то под парусом, и спустя какое-то время Гед управлял лодкой как настоящий моряк, а Печварри стал его преданным и искренним другом.

Но осенью, почти под зиму, сынишка лодочника захворал. Мать его послала за колдуньей с острова Текс, у которой, как говорили, была легкая рука к врачеванию, и первые дни казалось, что дело идет на поправку. Но однажды, в штормовую ночь, в дверь Геда громко постучали — это Печварри умолял его поспешить и спасти сына. Гед побежал вместе с ним к причалу, спрыгнул в лодку, и они изо всех сил заработали веслами, пробиваясь сквозь мрак и дождь к дому лодочника. Там Гед увидел мальчика на бедной постельке, склонившуюся над ним мать и колдунью, которая окуривала его дымом корня корли, напевая нагианский наговор — самое надежное из целительных средств, какое она знала. Улучив момент, она шепнула Геду:

— Господин волшебник, я думаю, лихорадка у него не простая, а красная, и до утра ему не дожить.

Когда Гед, опустившись на колени, коснулся рукой груди и лба мальчика, он подумал то же самое и уже хотел отказаться от вмешательства. За долгие месяцы его собственной тяжелой болезни Учитель Целения раскрыл ему многое в науке исцеления, а первой — и последней — заповедью этой науки было: лечи раны и врачуй хвори, но душе умирающего дай отойти спокойно.

Мать увидела его отстраняющее движение, поняла его смысл и в отчаянии громко зарыдала. Муж склонился к ней, уговаривая:

— Не плачь, жена. Господин Ястреб его спасет. Он уже здесь. Он его вылечит!

Слыша безнадежный плач матери и видя, как верит в него Печварри, Гед понял, что не может обмануть их надежды. И он усомнился: так ли уж верно первое его суждение? Вдруг лихорадка не зашла еще слишком далеко и мальчика можно спасти? Гед сказал:

— Сделаю все, что смогу, Печварри.