– Я проходил обучение, чтобы стать священнослужителем. Я трудился во фруктовых садах. Умею работать с цветным стеклом. Умею читать, писать, считать. И… еще я служил юнгой на корабле, – добавил он неохотно.
– Хвастунишка, – скривился покупатель. Отвернулся прочь и пояснил своему спутнику: – Трудно было бы обучать такого. Он воображает, что уже все постиг.
Уинтроу стал думать, что можно на это возразить, но тут цепь резко дернулась, отвлекая его. Передние в его веренице уже поднимались на помост, и Уинтроу волей-неволей полез следом за всеми. То есть на несколько мгновений ему пришлось полностью сосредоточиться на крутых ступеньках под ногами и короткой цепи, соединявшей лодыжки.
А потом он занял место в ряду невольников, выстроившихся на залитом факельным светом дощатом помосте.
– Новые рабы! Свеженькие! Еще не набравшиеся дурных привычек – покупайте и сами их им прививайте! – начал разбитной малый, проводивший торги. Толпа ответила разрозненными смешками. – Вот они все перед вами – смотрите сами! К товару присмотрись, торгуйся и не скупись! Вот два отличных, крепких работника – пригодятся на ферме, в конюшне и в поле. Вот добросердечная бабушка, которая охотно присмотрит за вашими малышами. Вот женщина, повидавшая жестокое обращение, но кто сказал, что у нее впереди еще не осталось нескольких лет доброго здравия? И наконец, вот двое мальчишек, ладных, здоровых, годных для любого учения. Ну, кто первый? Назначай цену за товар отменный! Не стесняйся, выкликай, просто руку поднимай!
И он обвел приглашающим жестом море лиц, смотревших снизу вверх на предлагаемый товар.
– Мэйверн! – прозвучал голос. – За старушку! Три сребреника!
Голос был молодой, женский, и в нем звучала отчаянная надежда. Уинтроу нашел кричавшую в толпе. «Дочь? Младшая подруга?» Старая женщина, стоявшая как раз рядом с Уинтроу, закрыла руками лицо – не то от стыда, не то просто боялась надеяться. Уинтроу успел удивиться, почему его сердце все еще бьется и не разрывается на мелкие части. Но тут он заметил в толпе нечто такое, отчего сердце, наоборот, ухнуло о ребра, перекувырнулось и зашлось бешеным стуком. Кайл Хэвен – его отец – выделялся в толпе благодаря высокому росту и светлым волосам. Он показался Уинтроу маяком, ведущим домой, туда, где безопасно. Он стоял к Уинтроу спиной, обсуждая что-то с другим человеком.
– Отец! – завопил Уинтроу что было сил.
Кайл Хэвен медленно повернулся к возвышению… и замер, явно не веря собственным глазам. Уинтроу рассмотрел рядом с ним Торка. Тот даже руку ко рту поднес в притворном изумлении. Один из надсмотрщиков немедля ткнул Уинтроу в ребра дубинкой и приказал:
– А ну заткнись и стой смирно! Настанет и твой черед!
Уинтроу едва расслышал его и даже удара почти не почувствовал. Он видел только лицо отца, обращенное в его сторону. Он был так далеко – за бесконечным разливом человеческих лиц. Смеркалось, и Уинтроу не мог уверенно рассмотреть его выражение. Он просто смотрел на отца и творил молитву Са. Нет, он не шевелил губами, шепча святые слова. Он не произносил их даже мысленно. Это был просто вопль всего его существа: «Смилуйся!»
Он увидел, как его отец повернулся к Торку и о чем-то быстро переговорил с ним. Еще он подумал, что под вечер – а было уже поздновато – у отца могло и денег не остаться на столь непредвиденную трату. Нет, наверное, что-то все же осталось – иначе бы он уже забрал свои
«А ничего. Если ей самой не расскажут, – вдруг понял Уинтроу. – Ничего не скажет. Если, к примеру, ей передадут, что сын в Джамелии сбежал с корабля – и все…»
Плеть торговца рабами гулко хлопнула по столу:
– Продана! За десять сребреников! Забирай ее, моя милая дама. Продолжим! Кто уже выбрал покупку и готов назвать первоначальную цену? Смелее, смелее, здесь есть очень даже неплохие рабы! Посмотрите только, как крепки и мускулисты эти двое, привычные к сельскому труду! Вспомните, что весна и весенние посадки не за горами! Сделайте отличное заблаговременное приобретение!
– Отец! – снова закричал Уинтроу. – Пожалуйста!
И отшатнулся, пытаясь избегнуть наказующего удара дубинкой.
Кайл Хэвен медленно поднял руку.
– Пять грошей. За мальчишку.
По толпе прокатился смешок: такую цену иначе как оскорбительной назвать было нельзя. За пять медных грошей покупали миску супа, а не раба.
Распорядитель торгов преувеличенно отпрянул назад, прижимая руку к груди.
– Пять? Грошей?! – повторил он с притворным ужасом. И обратился к Уинтроу: – Мальчик мой, да что ж ты такого натворил, что даже папочка не хочет тебя выкупать? Итак, предложено пять грошей! Первоначальная цена названа! Кто больше? Кто хочет купить пятигрошового невольника?
Тут из людского скопища послышался голос:
– Который из мальчишек умеет читать, писать и считать?