– Вот что действительно следует сделать, так это скормить тебя морскому змею. Тогда, может быть, наступит в моей жизни покой. Иди отсюда и позови ко мне Соркора. Надо мне важные дела обсуждать, а не сюсюканье твое слушать.
Она собрала измаранные повязки в корзинку и без дальнейших препирательств вышла вон из каюты. «Ну и отлично». Кеннит потянулся за крепким костылем, прислоненным к койке. Костыль сделал ему Соркор. Кеннит ненавидел эту деревяшку. А когда палуба хоть немного качалась, от костыля еще и проку не было никакого. Но в спокойный денек вроде сегодняшнего да еще на якорной стоянке с помощью подпорки он хоть мог доковылять от койки до стола с морскими картами. Кеннит кое-как поднялся и запрыгал через каюту – короткими, страшно болезненными шажками. Каждое сотрясение невыносимо отдавалось в обрубке ноги. Пока добрался до стола, он уже в три ручья обливался потом. Он нагнулся над картами, тяжело навалившись и опираясь на стол.
В дверь постучали.
– Соркор? Входи…
Старпом осторожно выглянул из-за двери. В глазах у него было беспокойство. Но, увидев, что капитан стоит у стола с картами, Соркор засиял, точно дитя, которому предложили конфетку. Он вошел, и Кеннит обратил внимание, что старпом был опять облачен в новую жилетку с вышивкой еще гуще прежней.
– А целитель-то тебе вправду помог, кэп, – приветствовал он Кеннита. – Я так и думал, что у него получится! Те двое первых с самого начала мне не понравились. Верно же: хочешь, чтобы тебя вправду лечили – найди старика, человека пожившего, опытного…
– Заткнись, Соркор, – дружелюбно перебил Кеннит. – От твоего старика толку столько же, сколько было от тех. У них тут, в Бычьем устье, видно, обычай такой: не можешь вылечить рану – причини новую, чтобы жертва твоего бессилия не поняла. Я его и спросил: с чего это он взял, будто сможет заживить новую дыру у меня в ноге, если с той, что есть, ничего поделать не может? Он так и не придумал, что ответить. – Кеннит пожал плечами. – Надоели мне эти деревенские врачеватели. Так называемые… Если я выздоровею, так не благодаря их притиркам и бальзамам, а скорей вопреки!
Улыбка на лице Соркора погасла:
– Если…
– Последний целитель примерно так и сказал.
– Да потому что ты его запугал насмерть, – горестно вставила Этта, заглянувшая в дверь. – Соркор, ну хоть ты ему объясни! Скажи, что ногу надо отнять выше нынешнего, там, куда не добралось заражение! Он послушает тебя, он тебя уважает…
– Этта. Брысь!
– Мне некуда идти…
– Сходи купи себе что-нибудь в городе. Соркор, дай ей денег.
– Не надо мне никаких денег. Все Бычье устье знает, что я твоя женщина. Если я на что-нибудь начинаю смотреть, мне эту вещь суют в руки и умоляют немедленно взять. Только мне ничего не надо – лишь бы тебе лучше стало.
Кеннит тяжко вздохнул.
– Соркор, – сказал он, – закрой, пожалуйста, дверь. И чтобы эта особа осталась с той стороны.
– Нет, Кеннит, я обещаю, я буду сидеть тише мыши! Можно, я останусь? А ты поговори с ним, Соркор, убеди его, я знаю, он тебя послушает…
И она скулила вот так по-собачьи, пока Соркор очень осторожно выпроваживал ее из каюты и запирал за ней дверь. Если бы Кеннит был в состоянии сам ее выставить, он бы так не миндальничал. «Вот то-то и оно. Ей кажется, я совсем раскис, и она где только можно старается настоять на своем». Еще когда выяснилось, что Этта пытала пленных, Кеннит заподозрил: ей ужас как нравится резать беспомощных мужчин. «Вот бы выдумать благовидный предлог и оставить ее здесь, в Бычьем…»
– Ну и что новенького слышно в городе? – поинтересовался Кеннит, как если бы Соркор только что вошел и не было никакого разговора о ранах, лекарях и выздоровлении.
Соркор недоуменно моргнул… а потом, кажется, решил развеселить увечного капитана.
– Дела идут так, что лучше некуда. Ну, разве что если бы ты вздумал сойти на берег и сам перемолвиться словечком с купцами. Они чуть на колени не становятся, лишь бы зазвать тебя в гости, ну да я тебе уже говорил. Как только у входа в гавань показался флаг Ворона, городишко прямо-таки раскрыл нам объятия. Мальчишки носились по причалам, вопя: «Капитан Кеннит! Капитан Кеннит!» И я слышал, как один из них говорил другому: мол, если уж говорить о пиратах, то с тобой вовсе никому не равняться, даже Игроту Страхолюду…
Кеннит вскинулся было, потом состроил кислую мину:
– Знавал я Игрота, когда был юнцом. Его репутация сильно преувеличена.
– Но согласись, это кое-что – когда тебя сравнивают с человеком, сжегшим двадцать городов и…
– Хватит о моей славе, – перебил Кеннит. – Дела-то как продвигаются?
– Нас отменно снабдили, да и «Сигерну» уже набок выложили для починки… – Могучий пират недовольно тряхнул головой. – Ну и гнилая же оказалась калоша! Удивляюсь я, право, как это сатрап на таком дырявом корыте подарки кому-то взялся отправлять.
– Думается, он ее корпус не осматривал, – заметил Кеннит сухо. – А как горожане приняли новое население, которое мы им привезли?