Волшебный корабль

Соркор между тем неуклюже приблизился и не подпер Кеннита, а просто поднял его на руки и понес укладывать в койку. Непривычное движение заново пробудило в ноге жестокую боль. Кеннит вцепился в плечо старпома, перед глазами все поплыло и закружилось. На некоторый миг все заслонил всплывший из глубины памяти образ отца. Черные баки, насквозь проспиртованное дыхание, вонь давно не мытого тела… Отец хохотал и кружился в пьяном танце, держа на руках маленького Кеннита. Воспоминание было окрашено восторгом и страхом.

Соркор бережно опустил его на койку.

– Я Этту пришлю, лады?

Кеннит слабо кивнул. Он хотел припомнить что-нибудь еще об отце, но детские воспоминания были слишком нечеткими. Они ускользали, не давая себя как следует рассмотреть. Вот неведомо откуда всплыло лицо матери – красивое, холеное, презрительное. «А он подает некоторые надежды, этот пострел. Может, и удастся из него воспитать… что-нибудь толковое». Кеннит перекатил голову на подушке, стараясь вытряхнуть это из памяти. Дверь за старпомом затворилась.

– Ты не стоишь этих людей, – негромко произнес знакомый голосок. – Не могу взять в толк, за что они любят тебя? Честно тебе скажу: я только обрадуюсь твоему падению, когда однажды тебя выведут на чистую воду. Вот только в тот день будет разбито много сердец, и это заранее огорчает меня. И что за странная случайность подарила тебе верность и преданность стольких людей?

Усталым движением Кеннит поднес к глазам руку с талисманом. На него зло смотрело крохотное личико, туго пристегнутое к тому месту, где стучал пульс. Кеннит фыркнул и коротко рассмеялся – возмущение талисмана его позабавило.

– Не случайность, а удача. Моя госпожа удача. И я стою своих людей – по праву удачливости моего имени и моей крови. – Тут он вновь рассмеялся, на сей раз над собой. – Преданность разбойника и блудницы… Вот уж сокровище.

– А нога-то у тебя гниет. – Голос талисмана прозвучал зловеще. – Гниение распространяется по кости. Она будет вонять, истекать гноем и вытягивать из тебя жизнь. Потому что у тебя мужества не хватает взять и отсечь от своего тела зараженную часть. – И талисман скривился в ехидной улыбке. – Разгадал мое иносказание, Кеннит?

– Заткнулся бы ты, – тяжело проговорил капитан. Он чувствовал, что снова заливается по́том. Это в новой-то рубашке, на постели, только что застланной свежими, чистыми простынями… Пропотел, как старый вонючий пропойца. – Хорошо; если я негодяй, то что можно сказать о тебе? Ведь ты – частица меня.

– В этом куске дерева когда-то билось великое сердце, – гордо объявил талисман. – Да, ты придал мне свои черты, и я говорю твоим голосом. Я связан с тобой… но дерево помнит. Я не ты, Кеннит. И клянусь, никогда тобой не стану!

– А тебя… никто… и не просит.

Говорить становилось все тяжелее, дыхания не хватало. Кеннит закрыл глаза – и канул в забытье.

Глава 30 Мятежи и союзы

Первую смерть своего раба она увидела вскоре после полудня. Шла погрузка; шла медленно, через пень-колоду. Восточный ветер развел короткую острую волну, а на горизонте начала расти стена облаков – верный признак шторма назавтра. Рабов вереницами перевозили на шлюпках к месту якорной стоянки «Проказницы» и заставляли влезать по штормовому трапу, спущенному с борта. Дело двигалось туго. Иные рабы были слишком замучены, другие боялись отвесной веревочной лестницы, третьи просто слишком неуклюже с непривычки перебирались с пляшущей шлюпки на трап и далее на качающееся судно. Но тот раб умер не из-за оплошности, а потому, что сам того захотел. Он добрался уже до середины трапа, двигаясь медленно и неловко из-за оков на ногах… А потом неожиданно расхохотался.

– На что мне длинная дорога? – крикнул он громко. – Выберу-ка я короткую!

Отпустил руки и шагнул вниз. Он камнем упал в воду, и увесистая цепь сразу потащила его вниз. Он уже не мог бы спастись – даже если бы в последний момент передумал.

Внизу, на дне, глубоко под килем Проказницы, тотчас зашевелился, расплетаясь, клубок морских змей. Она чувствовала, как они извиваются и бьют хвостами, споря за кусок мяса. Морская вода, омывавшая ее корпус, на миг смешалась с человеческой кровью… Ужас, охвативший Проказницу, еще усилился, когда она поняла: люди на ее палубах даже не заподозрили, что произошло под водой.

– Там, внизу, змеи! – крикнула она им.

Но ее предупреждениям вняли не больше, чем мольбам рабов, загоняемых в трюмы.

После самоубийства невольника рассерженный Торк велел связывать рабов вместе веревкой во время подъема по трапу. И не уставал мстительно напоминать им: мол, всякий, кто еще вздумает прыгать, будет отвечать перед своими товарищами по веренице. Больше не вздумал никто. С чем Торк, наверное, себя поздравлял.