И Уинтроу почувствовал, как в руку ему сунули тряпку.
– Ты тоже был жрецом? – спросил Уинтроу тихо.
– Я и сейчас жрец. Из тех, кто не переметнулся на сторону ложного вероучения. Я по-прежнему полагаю, что никто не рождается для рабской доли. Я верю, что Са не допустил бы подобного. – Он откашлялся и тихо спросил: – А как веруешь ты?
– Так же, конечно.
Его собеседник проговорил тоном заговорщика:
– Воду и еду нам приносят только раз в день. Кроме тебя и разносчиков пищи, сюда никто не заглядывает. Будь у меня хоть что-нибудь металлическое, уж я потрудился бы над этими цепями… Мне не нужен даже инструмент, ведь его могут хватиться. Просто что-нибудь металлическое, что ты смог бы подобрать, пока никто не смотрит…
– Но… даже если ты выберешься из цепей, что ты сможешь поделать? Один против многих?
– Если бы удалось открепить длинную цепь, освободиться удалось бы целому ряду.
– Но все-таки… что ты намереваешься делать? – спросил Уинтроу не без ужаса.
– Не знаю. Положусь на провидение Са… Ведь он уже привел тебя ко мне, так? – Невольник, похоже, ощутил колебания мальчика и сказал: – Только не думай об этом. Не строй планов и не волнуйся. Если Са тебе предоставит такую возможность, ты сразу это поймешь. И тогда – действуй. – Он помолчал. – Я только вот о чем попрошу… Попытайся вымолить у них, чтобы бедному Кело дали испустить дух на палубе. Попытайся, если отважишься.
– Отважусь, – твердо ответил Уинтроу.
Вокруг царила все та же тьма и висел все тот же липкий смрад, но внутри у него будто ожил и разгорелся крохотный огонек. Он отважится. Он попросит. Что ему за просьбу-то сделают? Уж вряд ли что-нибудь худшее, чем ему до сих пор доставалось. «Мужество… – подумал он изумленно. – Кажется, я вновь мужество обретаю».
Он нашарил во мраке ведерко и тряпку.
– Мне идти надо. Но я непременно вернусь!
– Конечно вернешься, – долетел тихий ответ.
– Проказница, я пришел! Ты мне что-то хотела сказать?
– Что-то происходит! Что-то очень нехорошее происходит…
– Что именно? – спросил Гентри устало. – Опять змеи? Во имя Са, Проказница, я уже пытался их отогнать. Но что толку по утрам швырять в них камнями, если под вечер за борт опять полетят мертвецы? Я не могу тебя избавить от них. Так что постарайся уж внимания не обращать…
– Они шепчут мне, – созналась она беспокойно.
– Что?! Змеи разговаривают с тобой?
– Нет. Не все. Только тот белый. – Проказница обернулась к старпому, в глазах у нее была мука. – Он говорит… без звука, без слов. Он шепчет мне прямо в голову… и понуждает… к такому, что я и выговорить не могу…
Гентри едва не расхохотался. Очень неплохо: невыговариваемые вещи, к которым понуждают без слов. Как говорится, было бы смешно, если бы не было так грустно.
Иногда, вот как теперь, Гентри начинало казаться, что за всю его жизнь с ним ничего по-настоящему веселого и не случалось.
– Со змеями я все равно поделать ничего не могу, – сказал он Проказнице.
– Знаю, знаю… Я должна сама справиться с этим. И я справлюсь. Но сегодня… это не змеи. Это нечто другое…
– Что же? – спросил он терпеливо.
«Она свихнулась. Ну точно свихнулась… И я помог довести ее до подобного состояния!» Иногда старпому казалось, что слова носового изваяния следует просто пропускать мимо ушей – так, как если бы она была обычной рабыней из трюма, молящей о милосердии. Иногда, наоборот, Гентри начинал усматривать свой прямой долг в том, чтобы выслушивать ее бредни и пытаться рассеять владевшие ею беспочвенные страхи. Ибо то, что он про себя называл сумасшествием, на самом деле было неспособностью игнорировать человеческое несчастье, до отказа наполнявшее ее трюмы. И он, Гентри, помогал этому несчастью водворяться у нее на борту. Он приделывал цепи, он заводил на борт рабов, он своими руками приковывал мужчин и женщин в темноте глубоко под палубами, по которым теперь ходил. Он и теперь обонял вонь, которую они производили помимо собственной воли, и слышал отголоски их криков. «А может, это не она спятила, а, наоборот, я? У меня ключ висит на поясе – а я ничего не предпринимаю».
– Я не знаю, что именно, – сказала Проказница. – Но что-то надвигается на нас. Что-то очень опасное!
Гентри показалось, она говорила точно больной ребенок в жару, видящий кругом себя в потемках персонажей из кошмарного сна. В ее голосе звучала невысказанная мольба: «Ну сделай так, чтобы они ушли…»
– Это просто шторм собирается, – сказал Гентри. – Мы все его чувствуем, да и волны делаются выше. Но с нами все будет хорошо, ведь ты великолепный корабль. – И попробовал ободрить ее: – Небольшая трепка тебе только на пользу пойдет!
– Нет, – сказала она. – Шторм я рада приветствовать: может, хоть вонь сделается чуточку меньше. Я совсем не шторма боюсь…
– Что же я могу для тебя сделать… – пробормотал Гентри. Помедлил – и задал свой обычный вопрос: – Хочешь, я разыщу Уинтроу и к тебе его приведу?
– Нет-нет, не надо, – повела она головой.
Разговоры об Уинтроу явно не доставляли Проказнице удовольствия; она сама не упоминала о нем и ему не давала.