Волшебный магазин

Катя ехала на студию, выясняла, что дальше делать. Никто ничего не знал. Картину заморозили. Показанный материал не понравился худсовету. Решили заменить режиссера и все переснять.

Приводила Алешу домой, готовила еду и мыла посуду.

Она почему-то считала себя виноватой в смерти Вериной мамы.

– Знаешь, – сказала Катя однажды вечером, – я узнала, можно сдать экзамены экстерном, и тогда ты сможешь поступать летом во ВГИК.

– Куда?

– Экстерном можно сдать…

– Поступать куда?

– В Институт кино, дура, только для этого надо сдать экзамены.

– А купить нельзя?

– Что купить?

– Аттестат.

Алеша неожиданно отложил вилку, он заинтересовался возможностью не ходить в школу.

– А мне можно?

– Нет, – отрезала Катя, – речь идет о Вере.

– Я хочу в институт, – сказала девочка.

– Тогда завтра пойдем узнавать про экстернат.

Катя готовилась опекать свою Холеру и буквально тащить силой, но ей неожиданно предложили снять короткометражку. И она буквально утонула в работе – это был последний реальный шанс доказать свою профессиональную пригодность.

Где-то существовал Алеша и, кажется, хорошо учился. Сам уходил в школу, сам приходил – на шее болтался ключ от квартиры. Кормили его всей коммуналкой.

Как жила Вера, Катя только догадывалась – у девочки тоже был последний шанс: или стать человеком, или повторить судьбу матери.

Великий и ужасный худсовет принял «картинку», как Катя ее называла, на ура и добавил в сборный компот, в котором были короткометражки классиков и гениев. Катя мысленно сжалась и поняла: опять «белая собачка».

На премьеру в кинотеатре «Звездочка» Катя поехала с Алешей, в последнюю минуту захотела поехать Вера. Она буквально только что откуда-то вернулась в хорошем настроении.

Там, в зале, в ожидании начала Вера прижалась прямо к уху Кати и сказала:

– А я поступила!

Катя поняла сразу, но не знала, какие надо сказать слова.

А тут ее срочно позвали на сцену. Выходили все создатели сборника, известные своими прежними картинами. Так их и представлял ведущий, и каждое имя встречали овациями. Катя прошла как случайный обмылок, но она к этому привыкла.

Их не вернули в зал, а повели в директорский кабинет угощать. Там она немного освоилась. С ней церемонно знакомились гении.

А в голове стучало: а правильно ли я поняла, может, ослышалась, а может, эта Холера опять что-то выкинула и поступила на завод уборщицей?

После они все опять вышли на сцену кланяться. Понесли букеты – не ей, правильно: не заслужила.

Слегка оплеванная сама собой Катя поискала глазами своих, но их в зале уже не было. Ну ясно, смотались за мороженым, на фиг им эта ерунда нужна.

Пока искали именно ее, Катину, потерянную бобину с фильмом – нашли, конечно, механик не туда положил, а сам ушел, Катя вышла в пустое фойе.

На единственном стуле, предназначенным для билетерши, сидели ее дети. Алеша держал сорванные с клумбы настурции. Он сразу побежал к ней, обнял, Катя обняла его и через плечо крикнула Вере:

– Ты куда поступила? На актерский?

– Что я сумасшедшая?! На режиссуру, я хочу, как ты, делать кино, а не играть.

– Ах ты, моя белая собачка, – сказала Катя, – бедная ты моя белая собачка.

Им обеим этой ночью приснился один и тот же сон.

Вокруг огромного многоэтажного дома бегает гигантская собака, больше слона. Они обе, взявшись за руки, выходят из подъезда с гранитным порталом, и на них выскакивает собака. Они прячутся в доме, бегут по запутанным подземным проходам. Замирают. Прислушиваются. Пугливо озираясь, выглядывают из грязного черного хода во двор. Пусто.

Идут, наступая только на плитки, которыми был выложен черный выход из винного подвала, где хранились армянские коньяки – их запах они ощущали даже во сне.

Во дворе стоит уродливая, похожая на башню, вытяжная труба, работающая на вентиляцию метрополитена. Из нее идет теплый белый пар.

Около башни стоит Белая Собачка размером, больше башни.

Но это уже не сказка про «белую собачку», а сказка про «белого бычка».

Татарка

Огромный бант еле держится на жидких волосенках трехлетней девочки Айгуль. Все называют ее Гуля.

– Какая ты красавица, Гуленька, – говорит ей татарская бабушка Башира, – ты самая-самая красивая девочка в мире.

– Лучше мамы?

– Конечно нет, мама лучшая, а ты – самая красивая.

В детском саду утренник, посвященный дедушке Ленину. Дети поют песни и робко топочут ножками. Гуленька читает стихи про любимого дедушку Ленина. Бабушка сидит в первом ряду среди умиляющихся мамочек и плачет. Все громче и громче. К ней испуганно подходит воспитательница и тихонько уводит ее из украшенного зала. Гуля тут же перестает читать и бежит за бабушкой.

На кухне бабушке Башире дали стакан воды. Гуля вскарабкалась ей на колени. Бант оторвался и намок.

– Успокойтесь, – говорит воспитательница и уходит в зал. Бабушка крепко обнимает Гуленьку.

– Что ты плачешь? – спрашивает девочка и прилаживает свой бант бабушке в волосы.

– У тебя был хороший дедушка… Гамил. Знаешь, что значит это имя? Труженик. Он очень много работал. Он очень хотел тебя увидеть. Но не увидел.

– Почему?

– Он уехал.

– Поедем к нему.

– Поедем, позже, когда время придет.