На остановке троллейбуса она увидела девочку-подростка, которая страшно ей кого-то напоминала. Катя подошла к ней поговорить, девочка ей тут же нахамила и села в первый подъехавший троллейбус. Катя тоже успела в него вскочить. Ехали долго. Катя приглядывалась к ней, у нее была странная мимика и взгляд внутрь себя. Такая девочка-воспитательница могла быть в волшебном детском саду, сама еще ребенок. Неожиданно девочка вышла на остановке и сразу побежала. Катя тоже выскочила и побежала за ней.
Девочка пробежала мимо поросшего мхом кому-то памятника и нырнула в подъезд двухэтажного длинного дома, такие обычно растут около железнодорожных станций. Ни кода, ни двери вообще. По лестнице топотали ноги.
Катя влетела за ней в вонючий кошачий подъезд и закричала:
– Дура! Стой! Я тебя в кино снимать хочу.
Ноги топотать перестали.
– Я режиссер кино. Ты мне нужна, – продолжала кричать Катя.
Дверь нижней квартиры приоткрылась и высунулась бабка:
– Ты чего разоралась? Пожар, что ли?
Наверху было тихо. Катя поднялась на второй этаж и увидела девочку, за которой она бежала. Девочка ощупывала стенку в поисках звонка. Она была слепая.
– Ну хоть поговорить с тобой можно? Я же черт знает куда заехала из-за тебя.
Катя подошла к ней, повернула к себе. Ясные чистые честные глаза смотрели на нее.
– Ну ты даешь, такие штучки я не выкидывала. Я любила говорить, что из детдома, и имена все время меняла. А тебя как зовут? Ну скажи любое – хоть Вера.
– Вера-холера.
– Ну слава Богу, познакомились. А я Катя. Слушай, Холера, я кино снимаю, ну хоть попробовать хочешь? Прийти посмотреть, как это делается?
Дверь открылась, на пороге стояла абсолютно пьяная, нечистоплотная тетка, и смотрела неприязненно.
– Здравствуйте, – вежливо сказала Катя и протянула ей десятирублевую купюру:
– Скажите, это не вы уронили?
Тетка схватила деньги и втащила Холеру в квартиру, хотела захлопнуть дверь, но Катя уже вставила ногу в проем.
– Я еще дам, – сказала она, – мне поговорить надо.
– Чего надо? Верка, домой!
– Мне надо, чтобы Вера завтра приехала на киностудию.
– Пятьдесят рублей.
У Кати была полсотенная, но последняя – фактически это была половина ее зарплаты.
Она достала зеленую бумажку и протянула тетке:
– Завтра у входа ровно в три часа, с собой иметь паспорт.
– У какого входа? – спросила девочка.
Катя засмеялась:
– Вот это уже разговор!
Как же Катя с ней намучилась: на любое предложение – отказ или даже побег из павильона в столовую. Там покупает крутые яйца под майонезом и ест их бесконечно.
А что стоило уговорить всемогущий худсовет! Катя даже была готова поискать «собачку». Но один здравый человек неожиданно ее поддержал, и Веру утвердили.
А на экране – чудо, незаметны огрехи речи, капризные интонации, и ножкой ни разу не топнула, как на репетиции.
Готовились к экспедиции в Ялту. Там уже тепло и все цветет, но проблема была в том, что с девочкой поехала мама. В договоре был такой пункт – при желании разрешается пребывание одного из родителей в качестве сопровождающего лица.
Мать Веры-Холеры изъявила желание и появилась на Киевском вокзале возле вагона в самом что ни на есть непотребном виде. Расположившись в вагоне СВ, мамаша немедленно вытурила дочь из купе: «Иди погуляй!»
И пригласила группу близких ей классово столяров, плотников, гримерш и двух помощников оператора. Гудели до Симферополя.
Вера отсыпалась на Катиной койке. А Катя спала на другой вместе со своим семилетним сыном Алешей, которого ей не с кем было оставить: ни мамы, ни папы уже не было на этой земле. Да и мужа тоже. Под трамвай он попал в пьяном виде. В Минске осталась его другая семья, там подрастала девочка, сверстница Алеши.
В Ялте Катя оценила лучшие качества своей Холеры: дисциплинированность, которой она не ожидала, преданность делу и нежную заботу о матери, не просыхающей весь месяц. Катя столкнулась с диагнозом «запой».
На последнюю съемку Вера не пришла. Послали ее искать. Нет нигде.
Погода портилась, и надо было срочно снять уходящую натуру.
Катя спросила, с кем она живет.
– С мамой, – ответили ей.
– А мама где?
– На улице Ленина в частном секторе.
Катя знала где и сразу побежала.
Это была улица старых татарских каменных домов, там даже сохранились развалины мечети. Тут и поселили членов съемочной группы.
Но сейчас все они были на площадке и ждали героиню. Им было холодно, они устали и тосковали по дому. Это был самый последний съемочный день. У всех были куплены билеты – кому на поезд, кому – на самолет. Катя с Алешей хотела остаться на неделю отдохнуть.
В затхлой комнате с опущенными шторами была тишина. Катя со света не увидела никого. Потом глаза привыкли к темноте, и проступила кровать, на которой лежали две фигуры.
Кате стало страшно. Она не слышала даже дыхания.
Нащупала выключатель.
На нее молча смотрела Вера огромными, открытыми на мир глазами.
Она держала за руку мать.
Обе руки переплелись в тугой узел. Не разъять.
Мать была мертва.
Теперь жили втроем: Катя, Вера и Алеша.
Утром Катя отводила Алешу в школу. Вера не ходила никуда.
Сидела у телевизора. Даже посуду не мыла.