Волшебный магазин

Разговор пошел веселее. Молодых волновало, смогут ли они найти себе новую половину или уже поздно. Пожилые жены Ольга и Зинаида их успокоили: «Девочки, у вас все впереди, вот увидите, вспомните наши слова».

А Катя вдруг закричала:

– Вам хорошо. Вы богатые, у вас все есть и, главное, все было – и любовь, и поездки, и шубы, и деньги. А у меня муж работал ночным сторожем на автостоянке, и жили мы в Коммунарке и только ждали: еще немного – и нам повезет, надо потерпеть. Вокруг призывали на митингах и по телевизору – проявите инициативу, займитесь бизнесом, начните с себя. Мы старались, мы так старались, а потом приехали ночью бандиты на разборку, его застрелили – случайно, не его искали, даже извинялись потом. Они автостоянки спутали. Он у меня не здесь похоронен, он в деревне на погосте.

– Кому же ты цветочки положила? – удивилась Елена. – Ты же у меня прямо из рук вырвала.

– А меня с собой взяли операторы, а то одна вдова не пришла, а им комплект нужен. И я согласилась. Мне и платье подобрали, и туфли, и даже шубу. Ну причесали, конечно.

Женщины не знали, как реагировать. Зинаида предпочла промолчать. Ей было жалко Катю. Она сама была из деревни и очень хорошо знала, что такое погост.

Ольга Арташезовна подошла к пианино и прошлась по клавишам. Звучало неплохо. Она подвинула табурет и начала что-то нежное, лирическое, располагающее к слезам и воспоминаниям.

Ульяна повернулась к Анаид и сказала:

– А у меня уже есть.

– Кто? – не поняла вдова политика.

– Любовь, – мечтательно произнесла вдова абстракциониста. – Он мне помогает с галерейщиками связываться.

– У меня тоже есть, – призналась Анаид, – но он совершенно других взглядов, даже не понимаю, как это получается, он Борьку – просто ненавидит. Он меня любит.

– За что ненавидит?

– Что меня мало любил Борис. Политику больше.

– Да что ты говоришь?! – уважительно отреагировала Ульяна, даже с некоторым чувством зависти.

– Ну… А мне страшно, будто я предатель.

Ольга Арташезовна оглядела приунывших подруг и вдруг заиграла польку Штрауса-отца. Девушки переглянулись, потом скинули ненавистные каблуки и выскочили на свободное пространство – очень захотелось танцевать. Особенно здорово танцевали Елена и Алина – и той и другой необходимо было сбросить утомительное чувство похоронной верности и начать жить своей жизнью. Вдруг Катя завертелась, как волчок, – вокруг своей оси, до потери равновесия, до безумия, до возвращения своей собственной души в онемевшее тело. Ульяна тоже скинула туфли и схватила негодующую Зинаиду Никитичну – та даже не успела охнуть, но выражение неодобрения еще некоторое время показывали опущенные уголки ее рта. Потом вдруг начались притопы – пианистка перешла на казачок. А уж в притопах Зинаида Никитична не знала себе равных.

В этих женщинах кипела жизнь. Некоторые даже не успели детей родить. Так захотелось счастья, так захотелось любви. И вдруг поверилось: будет!

Оксана вдруг схватила шубу и полезла вверх, цепляясь каблуками за невидимые уступы стены.

– Ты чего? – закричала ей Анаид. – Ты куда?

Оксана знала: если она чего-то захочет, то ей все удается. Вот она лезет к окну, и она его вышибет, или выдавит, или просто откроет. И открыла! Выбралась сквозь узкий высокий пролет и сиганула вниз, увлекая за собой оторвавшуюся от карниза занавеску. За ней уже карабкалась Анаид.

Ольга перестала играть, все повернулись к скалолазкам.

Остальные стояли и смотрели. Из открытого окна сильно дуло.

В это время у охранников назревал конфликт: младший Артем хотел смотреть по маленькому телевизору, единственному их утешению в ночной работе, соревнование по теннису «Австралия Опен», а его напарник Саша, наоборот, включил и даже хорошо настроил ток-шоу Соловьева: его интересовала политика, ему нравились эти живые разговоры, когда у каждого есть право проорать свою собственную точку зрения. Он уже был в воинственном настроении. Попихав друг друга и даже слегка смазав обоюдно по морде, они вышли отлить. И только приступили к этой процедуре, как…

…Над широкой кладбищенской дорожкой, под пышными хлопьями снега, маячили две фигуры, удаляясь в сторону монумента воинам Великой Отечественной войны.

– Я говорил, я говорил, – в ужасе прошептал Артем, – а ты не верил. Привидения…

Привидения шли неторопливо, и даже как будто беседуя.

Охранники, разбрызгивая мочу с расстегнутыми штанами влетели в сторожку и крепко заперли дверь.

– Завтра уволюсь, – сказал Артем, – не могу больше.

Оксана Штанько и Анаид Терещенко, не сворачивая со своего пути, как будто их кто-то вел, сразу подошли к могиле поэта-диссидента Аркадия Федоровича. Оксана прильнула к холодному камню, поставленному поклонниками поэта. Анаид оценила скромный камень.

Надпись на камне гласила: «Аркадий Федорович».

– А фамилия какая?

– А это и есть фамилия.

– А отчество?

– Тоже Федорович, только с другим ударением.