Волшебный магазин

Пока они пререкались и искали, автобус исчез. Возникла мысль, что водитель слинял, решив, что его смена закончена. Вечерело. Прямой эфир ждал, а они все искали и искали могилу Аркадия Федоровича. Измученные вдовы гоняли по колено в снегу, читая надписи и все время ахая: ой, и Петя здесь, а я не знала, и Максим Сердюков, он же был потрясающий певец, его сейчас никто не помнит. Девочки, смотрите, кого я нашла – Жан Фурье, он же француз!

Одна пожилая сказала, что устала, и если их немедленно не отвезут на студию, она сейчас ляжет и пусть ее закопают возле мужа Олега Ануфриевича, великого хирурга двадцатого века, он самого Кагановича оперировал.

Две более молодые вдовы пытались ее поднять, но она все больше и больше закапывалась в снег. Когда сторож крикнул: «Смена пришла, я запираю ворота» – вдовы захромали на ледяных ногах к выходу, вдова великого хирурга встала и как миленькая пошла.

У запертых уже ворот стояла Аглая и тщетно старалась хоть кому-то дозвониться. Потом у нее в телефоне кончился заряд. Вдовы же все были без своих сумочек и без телефонов – вообще им сказали, что мероприятие займет не больше получаса и они сразу вернутся в эфир. Хорошо, разрешили шубки надеть, все-таки не все были молоденькие, одной было за восемьдесят, но она как раз была самая спокойная. Ей терять было нечего, она – вдова великого дирижера Абрама Саца, и он давно ее уже звал к себе. Вторая была помоложе, под семьдесят – она как раз очень склочничала.

Тогда Аглая решительно ушла на дорогу голосовать. «Хоть автобус, хоть грузовик, хоть снегоуборочную машину – но приведу», – успокоила она вдов.

Вдовы пританцовывали в ожидании режиссерши. Операторы, снимавшие, как они клали цветочки, давно уехали на своем транспорте. А режиссерши все не было и не было.

Сторож, уже переодетый в цивильный дутик, сдавал смену двум мрачным охранникам. Дамочки потребовали, чтобы их впустили погреться в сторожевую будку. Но у охранников были свои планы коротать ночь, и они отрубили: «Нет, это противоречит третьему пункту устава охраны кладбищ».

Вдовы сказали, что они не смирятся и как только доберутся до телефонов, немедленно добьются увольнения охранников.

Сторож неуверенно вякнул, что, может быть, охрана разрешит впустить теток погреться в часовню, буквально на полчаса, пока не появится транспорт. Он просительно посмотрел на мрачных мужиков, но у них были свои проблемы и проводить время с разъяренными тетками не входило в их намерения.

Часовня стояла как-то хитро – у границы кладбища и частично за его пределами. И можно было сделать вид, что они вошли не с подведомственной территории.

Мужики мрачно открыли часовню и взяли с замерзших женщин слово не портить церковное имущество и не плевать на мозаичный пол.

Вдовы покорно дали слово.

В часовне было тепло и пахло ладаном. Свет был пригашен – в основном светили электрические лампадки возле наиболее значимых икон.

Вдовы сели на боковые скамейки и затосковали. Одна из молоденьких сказала:

– Ну что, девочки, давайте знакомиться. Меня зовут Елена, мой муж театральный режиссер Иван Зыков.

– Что вы говорите, – ахнула вдова среднего возраста, – а какая же у вас разница с Зыковым, вы же такая молодая?

– Тридцать пять лет, – с гордостью ответила Елена, – я у Ивана пятая, но последняя.

Женщины ожили. Вдова хирурга, особа неприятная, сразу произнесла:

– И нечего гордиться, пятая она, четырех убила и гордится. Я вот со своим Олегом Ануфриевичем прожила пятьдесят пять лет как один день и не допустила ни одной вертихвостки.

Вторая молоденькая поспешила вмешаться:

– Меня зовут Алина, мой муж физик Исаак Бронштейн.

Восьмидесятилетняя вдова дирижера Абрама Саца, самая спокойная из теток, заметила:

– Между прочим, он был гений.

– Тоже, небось, пятая, – заметила вдова хирурга.

Алина проигнорировала эту реплику. А Елена спросила вдову дирижера:

– А вас как зовут?

– Ольга Арташезовна, – с достоинством сообщила дирижерша.

– А вас? – продолжила Елена, обращаясь к вдове хирурга.

– А тебе какое дело, – она явно приняла Елену за очередную вертихвостку, забыв на мгновение, что защищать уже некого. – Ну Зинаида Никитична.

Вдова диссидента Аркадия Федоровича тихо плакала под иконой Богоматери с младенцем. Как это можно – не найти могилу, и еще называется телевидение.

– Голубушка, – обратилась к ней Ольга Арташезовна, – не печальтесь. Он уже никуда не убежит. Его найдут с лучами солнца.

Молоденькие вдовы Елена и Алина засмеялись: им показалось смешно, что они просидят в часовне до восхода солнца.

– Меня зовут Оксана Штанько, – поделилась вдова поэта. – Мы столько настрадались в нашей жизни. Аркадия не печатали. Потом держали в психушке. А теперь могилу потеряли.

Зинаида Никитична немедленно выстрелила в сердце:

– Правильно держали. Жаль, что выпустили. Был бы сейчас жив.

Вдова поэта так была потрясена столь реальной альтернативой, что перестала всхлипывать.

Две среднего возраста, но вполне молодые, чтобы начать новую жизнь, представились:

– Ульяна, вдова художника-абстракциониста Голлербаха.

– Анаид Терещенко, вдова…