Волшебный магазин

Бориса Терещенко, молодого политика, убитого при невыясненных обстоятельствах, знали все. И почтительно помолчали.

Но Зинаида Никитична своего не упустила:

– Так вот из-за таких, как ваш Терещенко, погиб мой муж.

– Как это? – наивно спросила вдова Терещенко, не догадываясь, что лучше бы помолчать.

Зинаида вопила довольно долго, она костерила всех, начиная от Горбачева, она обвиняла ученых, чиновников, интеллигентов, практически ей удалось оскорбить всех вдов, досталось и Ивану Зыкову за современные постановки, и поэту-диссиденту, и художнику абстракционисту, и, конечно, дирижеру по фамилии Сац. К нему она присоединила физика Бронштейна – и скопом обвинила в развале великой страны:

– Потому что, если бы не было вашей приватизации с вашим капитализмом, мой Олег Ануфриевич продолжал бы возглавлять свой институт. И он бы не заболел, потому что сердечная болезнь – это болезнь нервов.

Возражать ей не хотелось, эти тексты были у всех на слуху, но было обидно, что это надо выслушивать почему-то на кладбище.

– А вы кто, моя дорогая? – величественно поинтересовалась Ольга Арташезовна у последней вдовы неопределенного возраста, совсем никак себя не проявившей в течение всех перипетий вечера.

– Я Катя, – ответила она несколько перепуганно. – Я вообще тут случайно.

– То есть? – не поняла Зинаида Никитична. – Вы не вдова?

– Вдова, вдова, – поспешила ее успокоить неизвестная Катя, – просто мой муж был совсем простым человеком, ну не великим.

– Она из народа, – поняла вдова хирурга, – ее по сценарию примазали к нам, это я понимаю. Это чтобы нас оттенить.

Именно в это время Аглая подъехала к воротам – удалось поймать крытый фургон и посулить хорошую сумму. Ворота были заперты. Она стала стучать по железной ограде. Никто не откликался. Устав грохотать, на нетерпеливый крик водителя сказала: «Наверное, уже уехали, тогда хоть меня подвезите». Когда фургон разворачивался, ей показалось что-то странное, какие-то тени в слабо освещенной часовне. Она высунулась в окошко и покричала:

– Эгей! Эгей!

Молчание.

И они уехали. Охранники ничего не слышали и тупо пялились в телик. Эйфория от легкого заработка прошла, и они начали сходить с ума от тоски. И потом, они боялись покойников.

Время шло, но никто за женщинами не приходил.

Первой заныла все та же Зинаида Никитична:

– Я так больше не могу. У меня лекарство по часам. Где эта шалава?

– Знаете что, – вдруг осенило Анаид Терещенко, – надо попросить у охранников телефон. Почему мы не догадались?

– А кто пойдет? – поинтересовалась Оксана Штанько. – Я не пойду, я эту вохру всю жизнь ненавижу.

– Мы пойдем, – предложила Ульяна-абстракционистка вдове политика Анаид.

И они легко встали и пошли к выходу.

– Подождите, подождите, – закричала Елена, – надо через другую дверь. Эта же на улицу.

– Нет, – возразили вдовы, – мы именно через эту вошли.

– Да, но они сказали, что внутреннюю дверь они запрут.

– Когда сказали? Кому сказали? Мы не слышали. Кто слышал?

– Они сказали, что мы можем только с улицы войти.

– А вошли с кладбища.

Все заспорили. Ульяна и Анаид решали вопрос методом тыка: ту, сквозь которую они вошли, отворить не получалось, потому что охранники не хотели неприятностей и заперли ее снаружи. Тогда стали искать вторую дверь. Часовня была небольшая, но второй двери не было. Алина пошла вниз по винтовой лестнице. За ней двинулась Елена. Молоденькие – они смелые, ничего не боятся.

Ольга Арташезовна засомневалась:

– Если выйти на улицу, это ничего не даст, охрана ведь внутри, за воротами.

Помолчали, подождали молодых разведчиц. Они внизу хохотали и вскрикивали.

– Там мощи, – вдруг перекрестилась Оксана. – Они, наверное, на мощи наткнулись.

Но девочки вернулись довольные, сказали, что нашли туалет. Тут же образовалась очередь. Настроение поднялось.

– Еще бы еды найти – и хоть до утра, – помечтала Ульяна. – Ни у кого ничего нет?

– Обычно на могилах можно найти, особенно на Пасху, бомжи питаются, – вспомнила Оксана.

– До Пасхи не доживем, – мрачно сказала Анаид.

Неизвестная Катя, вдова простого человека, методично изучала закоулки в поисках хотя бы окна, которое можно открыть. Но все было глухо забито.

Когда все отписались и вернулись, возникла мысль найти выход из положения коллективными силами.

– Ну, во-первых, поголодать полезно, – сообщила Зинаида, – вон какие ряхи отъели, а ведь, небось, пост или вот-вот будет.

– Действительно, надо поставить ситуацию на службу позитива, – согласилась Ульяна Голлербах. – Вот, например, у моего гения ни одна картина не была куплена при советской власти, а он говорил: «Уленька, какое же это счастье, я умру, а у тебя будет готовое неразрозненное наследство».

– И что? – заинтересовалась вдова поэта-диссидента.

– Теперь такие деньги предлагают: и французы, и немцы.

– И что? – заинтересовалась вдова политика. – Всё разбазаришь по загранице?

– Не знаю. Наши пока не предлагают.

– А нам дали премию Аполлона Григорьева. Хорошие деньги. Но мы их уже проели, – поделилась Оксана.

– Уши вянут, – сплюнула вдова хирурга, – мой Олег Ануфриевич никогда не думал о деньгах. Он служил людям, а не мамоне.