Официант принес минеральную воду и два бокала.
Они чокнулись.
Раздался знакомый голос. Кажется, Шалва:
– Ираклий, друг мой, ты ли это?
Красиво произнес. Художник обернулся и в пестрой толпе посетителей никого не узнал.
Он повернулся к девушке. Девушки не было. Бокал был недопит. Другого следа ее пребывания не было.
Художник начал озираться. К нему тотчас подскочил официант:
– Я вас слушаю, – сказал он без малейшего акцента, – еще минералки?
– Скажи, дорогой, – максимально уважительно произнес Ираклий, – тут была девушка…
Официант тоже стал озираться:
– Какая девушка?
– Она просила воды Лагидзе.
Официант задумался. Потом собрался с мыслями, и Ираклий понял: сейчас будет ругать Саакашвили. И сказал:
– Спасибо, дорогой, принеси счет!
Счет был немалый: бутылка боржоми и много мелких непонятных цифр в списке, который следовал после боржоми, и все красивым грузинским письмом, мягко извивающимся волосами Лии. Но цифры были арабские и вполне понятные.
Со смутным сердцем Ираклий вновь принимал гостей на вернисаже.
Ну вот ведь слова искреннего никто не скажет. А с другой стороны – на фиг ему критика?
Формальное мероприятие. Если честно, гости даже не смотрят на стены. Ярмарка тщеславия. Дай бог, если найдется кто-нибудь с живыми ироническими глазами. Например, Шалва. Ну вот, идет прямо к нему с широко раскинутыми руками. Сбежать бы. Скажут – закапризничал.
– О, Шалва, а я тебя ищу.
Обнялись, расцеловались. Посмотрели друг на друга и смутились: старики. Учились вместе в ЦХШ. И тут еще эта жена.
– Что скажешь, – через силу произнес Ираклий, – только честно.
– Честно? Говно.
У Ираклия заныло сердце: ну вот опять эти шуточки. Всегда не выносил.
– Пойдем выпьем! – вспомнил заклинание Ираклий.
Подошли к столам. Как он любит красные сухие грузинские вина!
– А ты как? – опередил одноклассника Ираклий.
– Малюю маленько. Хочешь посмотреть?
«Не хочу», – заныло в душе, а сказал:
– Конечно, хочу. Где? В мастерской?
– Зачем в мастерской? В соседнем зале. Идем!
Шалва решительно повел гостя в свой заветный зал, где и на самом деле были обильно развешаны небольшого размера картинки в хороших, не пошлых рамах.
Картинки были неплохими. Тбилисский быт оказывался легким, смешным, остроумным, а люди забавными и яркими.
«Знаю я этот лубок, нагляделся, – подумал Ираклий, – но все же живо, хотя вторично». И тут ему в голову ударила фраза: «А у тебя не вторично, Эль Греко?» Громко так ударила, больно. И возразить нечего.
Лия смотрела на него с маленькой миниатюры.
– Кто это? – вздрогнул Ираклий.
– Если честно, не знаю. Это не моя работа.
– А почему висит здесь?
– Понятия не имею. При развеске спутали. Сейчас распоряжусь – действительно, как это вышло?!
Работы у Ираклия были необычные, неповторимые, ни на кого не похожие – искаженные тела женщин были совершенно реалистическими. Покореженные здания, разрушенные землетрясением или волей людей, окровавленные немыслимыми красками, оборачивались последним днем Помпеи. Лирическая нота била по нервам предчувствием отчаяния.
Оценивали пятьдесят на пятьдесят: обожали и ненавидели. Душевно были близки первые, но прислушиваться надо было ко вторым. А не хотелось.
С возрастом он послал всех.
Инга сговаривалась с галеристами, торговалась по поводу оплаты. И сейчас мелькала где-то, получая поздравления и принимая подарки.
Прилипла искусствоведка с восторженно истерическим воплем: «Гений, гений!» Вцепилась в рукав накрашенными коготками и стала умолять немедленно объяснить, откуда к нему приходит вдохновение.
Шалва из другого зала покрутил у виска, кивая на искусствоведку.
Ираклий бросил измученный взгляд в окно, которое выходило на проспект, и там стояла Лия в том же самом коротком плащике и волосы лились по рукавам плаща. Лицо поднято к нему или к небу.
Грубо отпихнув прилипшую тетку, Ираклий ринулся к выходу. По дороге мелькало: «Пока ты совершаешь поступки, ты еще жив!»
Еще мелькнуло – паспорт и карточка в кармане – больше мне ничего не нужно!
Но, конечно, на улице никого не было.
В Москву вернулся больным – продуло где-то не вовремя. А на носу вылет в Торонто – опять вернисаж. Хороший повод отказаться. Болен, и все тут.
Нет, жена притащила кучу медиков, потом шаманов, экстрасенсов, почему-то зубных врачей.
Через неделю вылетели в Торонто.
Как ни странно, стало лучше. Инга смотрела победоносно – куда ты без меня, видишь, какая я у тебя?!
Поселили в хорошем отеле. Вокруг прыгали организаторши.
По привычке вышел пройтись.
Притягивала телебашня. Дошел до башни. Очередь была небольшая. А в ресторан вообще никого. Не сезон. Пошел снег.
В окно смотреть не стал: все равно ни черта не видно. Погрузился в изучение меню, соображая – канадские доллары дороже или дешевле американских. Черт их знает.
Выбрал то, что понял: рыбу.
Поднял глаза на официанта.
На него смотрела Лия – официантка.
– Что ты тут делаешь? – вырвалось у него.
Хорошенькое личико сморщилось, стараясь понять заказ.