Волшебный магазин

Но тут новая напасть – в институт вот-вот нагрянет министерская комиссия. Надо соответствовать. Велено привести в порядок реквизит, убрать с глаз долой окна с разбитыми стеклами, кое-как заклеенными бумажными полосами (этюды на блокаду), вынести лестницы-стремянки (без них никак до потолка добраться), мобильные платформы-станки на колесиках и огромные черные кубы. Объяснять, что это основа оформления студии просто некому – в комиссии два бывших военных и один парикмахер. Прятать негде. Пришлось все вынести во двор и замаскировать под ремонтные работы. Туда же вытащили два станка для балета, вдруг не понравится комиссии. Прошел слух, что соседний актерский вуз закрыли из-за того, что нет спортивного зала. Для камуфляжа лично сама деканша ночью перед комиссией проехала по закрытым в связи с приходом весны лыжным базам и привезла восемь пар горных лыж и столько же ботинок.

Педагоги сидели каждый в своей аудитории – перед ними на стульях, стоящих рядком, как на уроке, сидели аккуратно одетые студенты. Перед каждым лежала новенькая тетрадка и ручка.

Только известной режиссерше – мастеру выпускного курса разрешили сделать что-то похожее на репетицию. Она же, по ее собственному выражению, ничтоже сумняшеся просто накрыла поляну с исходящим реквизитом, который обычно на съемках необходимо есть. И при появлении трех суровых судей она пригласила их закусить, чем Бог послал. Институтское сопровождение комиссии не ожидало такой самодеятельности, они поняли, что это конец. Но оголодавшие мужики охотно сели за стол, приняли по сто грамм во славу института и его ректора товарища Петрова. Чокнулись с ним и ушли в самом благожелательном настроении.

Петров выписал режиссерше благодарственную премию. Спасла лицо и престиж заведения.

Ураган окончательно утих к летним каникулам. Хотя ребята разъехались не уверенные, стоит ли возвращаться. Но все же довольные прожитым годом – они уже второкурсники.

После каникул вернется пятнадцать человек. Разговор о доборе уже не стоит.

Второй курс начинается странно – без ректора. Хотя на открытии шары летают и телевизионные обезьянки прыгают. Смутно поговаривают, что олигарх не захотел с кем-то чем-то делиться. А мафия такого не прощает. Более достоверно, что начали вообще закрывать частные вузы. Поиграли – и хватит. А на самом деле это и то, и другое, и третье. Говорят, что начинаются суды и уже отбирают два особняка, включая бывшее английское посольство.

Двор заполнен новыми студентами. На первом курсе их сто человек. Все, дураки, веселые и радостные. Брали всех подряд. Мастером назначен какой-то известный и опытный режиссер. На что он надеется?

У всех состояние гибнущего «Титаника». Но оркестр еще играет.

Летом Тамара слетала домой, а вернулась к разбитому корыту – выгнали из квартиры – естественно, она же не платила за два летних месяца. Ну и с работой той кончено. Пока ее не было, разогнали вокзальную шарашку.

Сначала переночевала у девочек на полу, потом у мальчиков – просто по дружбе. Однажды задержалась поздно после репетиции и решила: никуда не пойду, пусть меня выгоняют. Легла в реквизиторской раздевалке на мат, накрылась одеялом и подушку нашла – накопили вещички, пригодились. И заснула.

Проснулась от ощущения, что кто-то рядом. Шаги. Будто крадется кто. Закопалась поглубже – кто-то шел, светя телефоном. Это был охранник дядя Саша. Подошел к вешалке с костюмами, чего там только не было: и латы, и шубы, и камзолы, списанные с «Мосфильма». Начал шарить по карманам. Тамара знала, что ребята больше не оставляют денег, но работает ли камера – не знал никто. Впрочем, почти год прошел – скорей всего, нет. Дядя Саша продолжал шуровать и медленно подбирался к ее лежбищу. Тамара помолилась своему ангелу-хранителю: пожалуйста, пусть уйдет. Но похоже, что у охранника времени было много.

В конце концов он наступил на Тамарино одеяло и, посветив, увидел девушку. Оба замерли и смотрели друг на друга.

– Ты чего тут делаешь? – спросил перепуганный охранник.

– А вы чего? – чуть более напористо спросила Тамара.

– Я проверяю, обход делаю.

– А у меня, может, задание на этюд.

– Это как? Тут нельзя ночью. Слушай, Тамар, а у тебя нет ста рублей?

– Дядя Саша! У меня вообще ничего нет, даже на метро.

– А не знаешь, у ребят заначка есть?

– Больше не оставляют – после того, как вы всех обворовывали.

– Я – чего?

– Не вы? А кто же?

– Я вообще первый раз.

– А кто? У нас, между прочим, камера стоит, только не знаю где.

– Да ну!

Дядя Саша был обескуражен. Он потряс головой, оглядываясь по темным углам.

– Ну ладно, – сказал. – Я тебя не видел, и ты меня не видела. Делай свое задание.

И ушел. И Тамара крепко заснула, теперь она была под охраной. Утром дядя Саша принес пирожок.

Божко начинает репетиции.

Ставит «Преступление и наказание» с салагами, с желторотиками. Везет всех на ноябрьские в Питер за свой счет, водит по местам Раскольникова. Показывает каждый шаг от квартиры до места убийства. Студентам кажется, что Достоевский жил на всех улицах сразу – потому что всюду памятные доски или названия в честь него – гостиниц, ресторанов, кафе.