Волшебство (сборник)

Позже взрослые, обсуждая этот эпизод, вспомнили, что накануне по телевизору показывали какой-то фильм – кажется, экранизацию трилогии о детстве и юности Максима Горького. Там и подсмотрел Саник эпизод, где малолетнего героя «воспитывали» розгами и теперь, видимо, решил предложить Фемиде «выкуп» – альтернативное наказание вместо высшей меры в виде лишения вожделённого и упоительного гуляния на свободе.

Тихий, добрый, улыбчивый Саник, едва научившись ходить, стал для Бабушки сущим наказанием, разрушающим доселе безмятежную идиллию Маленького Рая. Вся натура Саника словно бросала вызов бабушкиной жизненной философии. Дело в том, что все самые глубокие и грязные канавы, лужи, кучи песка и бочки с мазутом были его, Саника, любимой средой обитания, которая притягивала его с первых самостоятельных шагов, как магнит. Где он только всё это находил – неизвестно. В душе с виду тихого увальня жил мятежный и неистребимый дух исследователя и первопроходца. Условности цивилизации вроде приглаженных волос и опрятной, отглаженной одежды были глубоко чужды жаждущей свободы душе Саника.

Бабушкины наставления внуку перед его выходом из дома скорее походили на инструктаж в районе боевых действий:

– Гляди у меня, не вздумай, как давеча, залезть в канаву, лужи обходи. Хотя луж сейчас и нету. Но ты ведь найдёшь. На стройку не лазай, к мазуту близко не подходи. Видишь, баушка тебе как ботинки-то начистила, да брюки новые со стрелкой нагладила. Учти, придёшь, как вчера, не знаю, что сделаю. Вон твоя вчерашняя одёжа ещё не высохла. Баушка-то все руки до крови состирала. Ты всё понял?

Саник, рвавшийся на улицу, конечно же, всё понял. Только бы скорее туда, на свободу! Когда подходило время Санику вернуться с гуляния, Бабушка начинала волноваться:

– Что-то не идёт, паршивец. Чует моё сердце – дело не ладное. Не знаю… Если придёт, как вчера – убью на месте.

Долгожданная трель звонка возвещала о прибытии Саника в точно условленное время.

– Слава Богу, хоть вовремя, – причитала Бабушка, направляясь в прихожую открывать дверь.

Но следом за щелчком открываемого замка из прихожей, как со сцены театра, где разыгрывается драма, тотчас доносился полный отчаяния голос Бабушки:

– О-о-о-й! Пресвятые угодники! Карау-у-у-л… Что же ты делаешь, подлец?! Разве ж я тебя не предупреждала? Из меня сейчас весь дух навылет выйдет. Это где же ты был? По каким Карпатам лазил? Ботинки-то до блеска тебе, поросёнку, начистила, как порядочному. А ты? Погляди-ка, на кого ты похож? А с брюками-то ты что сотворил? Отвечай по всем статьям! Видишь, у баушки сердце уже не работает. И всё из-за тебя, паразит ты несчастный.

Саник в растерянности, словно только что вернулся из другой реальности, стоял перед упавшей на галошницу Бабушкой с полными раскаяния голубыми глазами, хлопая ресницами. На нём не было чистого пятна: ботинки, штаны, рубашка походили на спецовку кочегара, отработавшего подряд две смены, в волосах и ушах было полно песку. Руки Саника были по локоть в том самом мазуте, обходить который стороной призывала его Бабушка всего пару часов назад.

– Бабочка, дорогая, любимая, прости. Я больше никогда не буду приходить домой грязным. Никогда-преникогда, – чистосердечно клялся Саник, прижимая к груди руки, по которым растекался мазут, и орошая своё раскаяние крупными слезами, катящимися из добрых, полных страдания голубых глаз.

– Замолчи, подлец! – полуобморочно привалившись к стене, бессильным голосом произносила Бабушка. – Ты вчера говорил то же самое. Нет тебе веры! Имей в виду, доведёшь ты баушку. Сбегу от тебя в тёмный лес, или уеду во Владимир. Узнаешь, как без баушки-то жить.

Саник протягивал к Бабушке перемазанные руки и начинал поднимать её с галошницы, продолжая просить прощения. Бабушка, собрав все силы, поднималась и начинала стаскивать с «подлеца» грязную одежду и обувь, причитая при этом, что его счастье, что теперь мы живём со всеми удобствами и горячей водой, а если бы на старой квартире в таком виде пришёл, то давно похоронил бы Бабушку. Замочив в ванной одежду Саника, Бабушка принималась искать снадобье, которым можно было оттереть с его рук мазут: мальчишко-то голодный пришел, а как такими руками есть?

Поздно вечером, когда Санику пора было спать, Бабушка укладывала внука и, укрывая одеялом, приговаривала:

– Спи, ненаглядный мой.

Саник целовал бабушкины руки и просил:

– Бабенька, приляг со мной ненадолго.

Бабушкино сердце таяло от его ласки, подобно воску, и замирало от нежности. Она уже забыла про дневные страсти и про замоченную в ванной грязную амуницию Саника, которую ей еще предстояло отстирать. Всё это было сейчас неважно. Загнув край белоснежной простынки, миниатюрная Бабушка пристраивалась с краешку и, обняв внука, в ответ на его ласку осыпала поцелуями мальчишеские руки, всё еще пахнувшие мазутом.

XI