Вольтанутые Хроники. Книга 1

Юхук успевал всё — и свою тарелку первым опустошить, и мух от общей отогнать, и очередную байку рассказать, и приметить, что кухарка подавать готовится. За столом не стеснялся — обе горбушки сразу себе отобрал, яйцо самое припеченное выхватил. Женщины на то ничего не сказали, пусть берёт раз хочет. Но когда он к шкурке на ряженке потянулся, Менузея не выдержала — стукнула его ложкой по лбу. Совсем про его шишку забыла, хорошо, уже в замахе спохватилась, на бок удар пришёлся.

— Понял… Сижу смирно, — пробормотал Юхук и смешно вытянулся в струнку.

Хозяйка лишь хихикнула, глядя на свежее красное пятно, появившееся рядом с его утренней «наградой». Она сегодня вообще в хорошем настроении была, над каждой шуточкой смеялась до слёз.

Кухарка подвинула горшочек к себе поближе, аккуратно сняла чистой ложкой зажаристую до коричневого и чуть хрустящую шкурку с ряженки, уважительно подала её бабке. Та страсть как это лакомство любила, никогда не отказывалась. В свою же кружку Менузея старательно собрала верхние сливки — топлёные, вкусные до сладости. Утром пришлось, конечно, молоко доливать — вредная Хрыська вылакала чуть ли не четверть горшка, но всё равно кушанье получилось на славу. А работнику влила самой ряженки с остатками сливок — большего пока не заслужил. Да он и тому был рад, пил и причмокивал от удовольствия.

— Ты где сапоги-то потерял? — вдруг спросила его знахарка.

— Снял, жарко в них. На улице тепло-то как!

— А за вещами своими когда пойдёшь? Ты теперь человек подневольный, куда надумаешь идти — у Менузеи должен спросить, когда можно будет отлучиться.

— У меня нет вещей.

— Как это «нет»? — даже обернулась кухарка.

— Сбежал, некогда было пожитки собирать… Работал у одних, да их барыне и приглянулся. Начала по ночам ко мне приходить. А я что? Мне не жалко, раз ей нравится. Да только муж её нас застал. Вот и пришлось дёру дать. И котомку свою у них оставил, и кожух.

— Ой, силён врать… — вновь залилась смехом бабка. — Ой, уморил…

— Почему врать-то? — вдруг обиделся Юхук. — Я правду говорю.

— Ой, не могу… Жа-аних — тайный любовник…

Мужичонка сердито отшвырнул ложку на стол, покраснел весь и, свирепо (как ему казалось) сдвинув брови, отрезал:

— Хотите — верьте, хотите — нет! А только так оно и было. Или вы думаете, раз ростом невелик, уж ни на что не гожусь? У меня, может, вся сила в корень пошла! Хоть не все это с первого раза и понимают!

Последние слова он сказал, глядя прямо на Менузею, с нажимом. Вылупился на неё своими блёклыми глазёнками, и чешет, не останавливаясь, будто по памяти читает.

Тут кухарка тоже не выдержала. Передником лицо прикрыла и как прыснет! Уж больно потешен в этот момент был Юхук, на курёнка задиристого похож.

— Э-э-э, да что с вами говорить… Хохотушки!

Стукнул кулаком по столу, да из кухни и выскочил. А они пуще прежнего заливаются — остановиться не могут.

Как отсмеялись, старуха слёзы утёрла да говорит:

— Потешен он, сил моих нет. Да вот то, что врёт — нехорошо. Коль байки плести любит — одно дело. Забава невинная, и нам развлечение. А коль с умыслом…

— Да какой же у него умысел может быть? — удивилась Менузея. — Уж очень он прост для козней нехороших.

— Э-эх… Молода ты ещё, девка… У себя в деревне мало что видела. Да и здесь со мною тихо живёшь…

Старуха вдруг ни с того, ни с сего пригорюнилась, слезу даже украдкой смахнула.

— Вы что, бабушка? — забеспокоилась кухарка.

— Жаль, не пристроила я тебя замуж раньше. А теперь, боюсь, не успею…

— Что вы такое говорите?! Бросьте и думать! Вот надо же было, чтобы явился на нашу голову этот баламут! Насмешил вас с утра, а теперь вам с усталости всякое в голову и лезет.

— И то правда! Пойду настойки своей попью да прилягу. А ты приглядывай за ним…

— Пригляну! Уж в том не сомневайтесь!

Так и прижился у них Юхук. Вначале они, конечно, глаз с него не спускали да быстро привыкли. Мужичонка оказался работящий, старательный. Без дела никогда не сидел, только на кухню повадился заглядывать — по надобности и просто так. Менузея его, конечно, гоняла, но разве такого настырного быстро отвадишь? Хорошо, хозяйка вмешалась, уж очень она не любила, когда кто-то чужой на ЕЁ кухне без дела толкся.

Зелья свои старуха давно уже не одна варила, здоровье не то. Хотя не раз помощнице своей говорила, что они многих рук не любят, знахарь сам всё должен делать — и травы собирать, и готовое в пузырьки разливать. Потому Менузея зайти к ней лишний раз боялась, когда хозяйка кухню занимала. Подготовит всё — и печь, и воду кипящую, и пучки трав, и посуду, а сама уйдёт. Но недалеко, в комнаты или в сад, чтобы слышать, когда позовут её помочь чем-нибудь.

Что бабка Юхуку наговорила, когда тот в кухню к ней сунулся, Менузея не слышала. Видела только, как вылетел оттуда пунцовый да за штаны двумя руками держался. Ага, именно за то место, где у некоторых пуговицы, а у тех, кто победнее — тесёмка, хитро завязанная.

Кухарка его, конечно, предупреждала, да разве же он послушает? Вот бабка, небось, и расписала в красках, что с некоторыми любопытными бывает, которые в её склянки нос без спросу суют.