Волынская мадонна

– Неплохо, Зиновий, – заявил здоровяк Гаврила Крытник, колоритная физиономия которого до глаз заросла бородой.

Зиновий Гузенко презрительно сплюнул, передернул затвор. Не так уж и сложно научиться стрелять, когда повсюду столько мишеней.

Ус на подкосившихся ногах отступил в толпу. Там кто-то подхватил его за локоть и поддержал.

Банда окружила сельчан.

Вперед вышел рослый ссутулившийся мужчина в полувоенном френче. Он хромал, опирался на трость с резным набалдашником. Отблески пожара плясали по изувеченному лицу, превращали его в кошмарную маску. Половину физиономии иссекли рубцы и шрамы. Кожа натянулась так, что глаза оказались в разных плоскостях. Но это ничуть не мешало им переливаться демоническим блеском.

– Так-так. Мы очень рады приветствовать вас, дорогие сельчане. – Мужчина выговаривал слова тщательно, с заметным трудом. – По-видимому, здесь собрались все, кому небезразлична судьба советского имущества, у кого сейчас болит душа, кто не может без праведного гнева наблюдать за подобными безобразиями. Остальные спокойно спят в своих домах и в ус не дуют. Кстати, насчет Уса…

– Что тебе надо, Горбацевич? – прорычал тот. – Проваливай обратно в свою берлогу, не мешай людям жить!

Бандеровцы заржали. Кольцо сжалось, люди оцепенели. Испарился призрачный шанс убежать.

Василий Максимович смертельно побледнел, отнял руку от пострадавшего уха. По виску его стекала кровь.

Весельчак Павло Присуха хихикнул и заявил:

– Шикарно смотрится большевик, хоть в кино снимай! «Коммунисты, вперед!», или как там у вас? Назар Иванович, давайте ему второе ухо отстрелим. Для красоты, так сказать.

Прогремела очередь. Стрелок не стал дожидаться приказа Горбацевича.

Василий Максимович согнулся. Пуля развалила ухо, выдрала клок кожи с волосами. Брызнула кровь, залила голову.

Охнул седой мужчина, стоявший сзади, осел на землю. Ему досталась вторая пуля из короткой очереди.

Люди завопили в страхе:

– Не стреляйте!

– Что вы делаете?

– Мы же украинцы!

– Горбацевич, оставь людей в покое, они ни в чем не виноваты, – прохрипел Ус, едва не падая. – Меня стреляй, это я их сагитировал, а селяне ни при чем.

– И тебя стрельнем, если ты сам того хочешь, Василий Максимович, – язвительно проговорил Горбацевич. – Что ж вы, украинцы, с большевиками-то спелись? – с показным укором обратился он к толпе. – И не стыдно вам, сельчане дорогие? Мы за вашу независимость кровь проливаем, ночами не спим, с большевиками до последней капли крови бьемся, а вы!.. Ладно, хватит болтать. Ломарь, командуй! – Он махнул рукой.

– Назар, не стреляйте, подождите! – взвизгнул кто-то в толпе.

– Подождать? – Гаврила Крытник усмехнулся. – Письмецо родным и близким отписать хотите? Может, помолиться?

– Большевики не молятся, им и так хорошо! – заявил Присуха.

– Ну так огонь или как? – рявкнул Ломарь.

Стреляли не сразу, со вкусом, с расстановкой. Если быстро, то не интересно, ощущения не те. Простучали несколько очередей. Из кучки людей вывалились трое, упали, истекая кровью. Остальные истошно кричали, умоляли пощадить, взывали к небесам. Отчаянный мужчина сделал попытку вырваться, свалил зазевавшегося автоматчика. Его пристрелили в спину, не дали пробежать и пары метров.

Горбацевич с усмешкой наблюдал за экзекуцией.

Снова выстрелы – еще три трупа. Люди обезумели, одни ползали по земле, другие впадали в транс, замирали как соляные столбы. Толпа таяла на глазах. Бандиты выщелкивали жителей села по одному, по двое.

Вскоре в живых остался только Василий Ус. В него пока не стреляли. Голова мужчины была залита кровью, лицо тряслось, стучали зубы. Он не мог ничего сказать, хотя и пытался, потрясенно смотрел на груду мертвых тел, судорожно ощупывал себя, недоумевая, почему еще жив.

Тут две пули прострелили его плечи. Он дергался, истекал кровью, но не падал.

Палачи услышали команду и прекратили огонь.

– А теперь посмотри, Василий Максимович, что ты наделал, – прозвучал насмешливый голос главаря банды. – Все мертвы, никого не осталось, даже опереться не на кого. Заметь, товарищ коммунист, это не мы их убили, а ты. Улавливаешь мысль?

Сил стоять уже не было, Василий Максимович опустился на колено, потом завалился боком. Он оставался в сознании, дрожал, давился кровью.

Горбацевич приблизился к нему, поиграл пистолетом и спросил:

– Ждешь, Василий Максимович, что я тебя прикончу? А знаешь, в чем ирония создавшейся ситуации? В том, что не прикончу. Раны у тебя не смертельные, выкарабкаешься, если помощь вовремя подойдет. Забавно я придумал, да? Признайся, не ожидал такого? Живи, Василий Максимович, мне не жалко, тряси оторванными ушами, рви свою большевистскую душу. Как ты теперь людям в глаза смотреть будешь? – Он убрал пистолет в кобуру, плюнул на окровавленного человека и подумал, что такое вот решение действительно отличное.

Но бандеровцы загудели. Не всем оно понравилось.

– Все, хлопцы, достаточно здесь, – заявил Горбацевич. – Давайте по селу прогуляемся. Может, и там что-то интересное найдем.