Волжские сказки

Идут дальше. Старушка продает ковры. Один очень дорогой, потому что не простой, а волшебный. Ковер-самолёт двести рублей стоит.

— За несколько минут можно подоспеть, если случится с человеком что-нибудь.

Второй парень его купил.

Одна торговка продавала яблоки. Еще дороже. Одно яблоко не простое, а волшебное:

— Дадите яблоко покушать — и спасется человек от смерти.

Купили каждый по подарку и смеются друг над другом:

— Ты что думаешь, за твое зеркало она пойдет? — сказали первому.

— Ты что думаешь, за твой ковер пойдет? — спросили второго.

— Ты что думаешь, за твое яблоко пойдет? — смеются над третьим.

Шли-шли, решили посмотреть, что с невестой происходит. Посмотрели, а она тяжело больна, умирает...

На ковре-самолете добрались к ней. Третий дал ей яблоко. Выздоровела девушка.

За кого, вы думаете, она пошла?

Правильно, за третьего, который ей яблоко дал. Если бы не яблоко, так и не подняться бы ей.

ПРАВДА И КРИВДА

Вот знаешь, было какое дело, скажу твоему здоровью. Вот не во гнев твоей милости, к речи сказать, как мы теперича с тобой, раскалякались промеж себя двое нашей братьи мужичков, беднющие-пребеднющие. Один-то жил кое-как, колотился всеми неправдами, горазд был, знаешь, на обманы, и приворнуть его было дело, а другой-от, слышь, шел по правде, кабы трудами век прожить. Вот этим делом-то они и заспорили. Один-то говорит: лучше жить кривдой. А другой-то говорит: кривдой век прожить не сможешь, лучше жить как ни есть, да правдой. Вот спорили они, спорили, никто, знаешь, не переспорил.

Вот и пошли они, братец мой, на дорогу. Пошли на дорогу и решили спросить до трех раз, кто им навстречу попадет и что на это скажет. Вот они шли-шли, братец мой, и увидали: барский мужичок пашет. Вот, знаешь, и подошли к нему. Подошли и говорят: «Бог на помочь тебе, знакомый. Разреши ты наш спор: как лучше жить на белом свете — правдой или кривдой? — «Нет, братцы! Правдой век прожить не сможешь, кривдой жить вольготней. Вот и наше дело: бесперечь у нас господа отнимают дни, работать на себя некогда; из-за неволи прикинешься, будто что попритчилось — хворь нашла; а сам меж тем этим временем-то в лесишко съездишь по дровицы, не днем, так ночью, коли есть запрет». — «Ну слышь, моя правда», — говорит криводушный-от правдивому-то.

Вот пошли опять по дороге — что скажет им другой. Шли-шли и видают: едет на паре в повозке с кибиткой купец. Подошли они к нему. Подошли и спрашивают: «Остановись-ка, слышь, на часик, не во гнев твоей милости, о чем мы тебя спросим. Реши, слышь, наш спор: как лучше жить на свете — правдой али кривдой?» — «Нет, ребята! Правдой мудрено жить, лучше кривдой. Нас обманывают, и мы обманываем». — «Ну слышь, моя правда», — говорит опять криводушный-от правдивому-то.

Вот пошли они опять по дороге — что скажет третий. Шли-шли, вот и видят: едет поп навстречу. Подошли к нему и спрашивают: «Остановись-ка, батька, на часочек, реши ты наш спор: как лучше жить на свете — правдой али кривдой?» — «Вот нашли о чем спрашивать. Знамо дело, что кривдой. Какая нонче правда? За правду в Сибирь угодишь, скажут — кляузник. Вот хоть к примеру, — говорит, — сказать вам не солгать: в приходе-то у меня разе десятая доля на духу-то бывает, а знамо дело, мы всех записываем. Зато и нам повольготнее; не раз бывал и молебен[15] заместо обедни[16]». — «Ну слышь, — говорит криводушный-от правдивому-то, — вот все говорят, что кривдой лучше жить» — «Нет, слышь! Надо жить, как Бог велит. Что будет, то и будет, а кривдой, слышь, жить не хочу», — говорит правдивый-то криводушному-то.

Вот пошли опять дорогой вместе. Шли-шли, криводушный-от всяко сумеет ко всем прилаживаться, везде его кормят, и калачи у него есть, а правдивый-от где водицы изопьет, где поработает, его за это накормят, а тот, знашь, криводушный-от, все смеется над ним. Вот раз правдивый-от попросил кусочек хлебца у криводушного-то: «Дай слышь, мне кусочек хлебца!» — «А что за него мне дашь?» — говорит криводушный. «Если что хошь — возьми, что у меня есть», — говорит правдивый-от. «Дай глаз я тебе выколю!» — «Ну выколи!» — он ему говорит. Вот этим делом-то криводушный-от и выколол правдивому-то глаз. Выколол и дал ему маленько хлебца. Тот, слышь, стерпел, взял кусочек хлебца, съел, и пошли опять по дороге.

Шли-шли; опять правдивый-от у криводушного-то стал просить хлебца кусочек. Вот, знашь, тот опять разно стал над ним насмехаться. «Дай, слышь, другой глаз я тебе выколю, ну дам тогда кусочек». — «Ах, братец, пожалей, я слепой буду», — правдивый-то упрашивал его. «Нет, слышь, зато ты правдивый, а я живу кривдой», — криводушный-от ему говорил. Что делать? Ну так тому делу и быть. «На, выколи и другой, коли греха не боишься», — правдивый-от говорит криводушному-то. Вот, братец мой, выколол ему и другой-от глаз. Выколол и дал ему маленько хлебца. Дал хлебца и оставил его, слышь, на дороге: «Вот стану я тебя водить?» Ну что делать, слепой съел, знашь, кусочек хлебца и пошел потихоньку ощупью с палочкой.