Волжское затмение (СИ)

Торопливый перестук сапог адъютанта сменился лёгким, размеренным мягким поскрипыванием, и в дверях показался Балк. На нём был всё тот же серый шерстяной костюм и ярко начищенные чёрные полуботинки. Он вежливо склонил голову и принуждённо улыбнулся Перхурову. Лицо было усталым и напряжённым. Видно было, что немец бодрится из последних сил.

— Здравствуйте, господин полковник, — медленно, будто разбирая по слогам, произнёс он. — Чем могу служить? Что это за срочность? Случилось что-то?

— Здравствуйте, господин лейтенант, — так же настороженно улыбнулся в ответ Перхуров, изо всех сил стараясь угадать его истинное состояние и настроение. — Кое-что случилось. И возникла надобность задать вам кое-какие вопросы. Да вы присаживайтесь. Вот стул, прошу вас.

Сверкнув стальными глазами, Балк осторожно, как на гвозди, опустился на краешек массивного стула.

— Благодарю вас. Здесь гораздо комфортнее, чем там, в гимназии. Вы хорошо устроились, господин полковник, — по-прежнему натянуто улыбнулся он. Но Перхуров будто не заметил этого.

— Меня, господин Балк, очень беспокоит то, что ваши люди шастают по ночам на ту сторону, за Которосль. Странно, что на это наплевать вам. Вам, отвечающему за них перед Германией. Объясните мне. Я не понимаю, — голос полковника прозвучал спокойно, но грозно.

Балк спокойно взглянул ему в глаза, достал папиросу и, не спрашивая позволения, закурил. От спички. Зажигалки на этот раз при нём не было.

— Вы, видимо, плохо знаете… местные особенности и предыдущую обстановку, господин полковник, — покачал он головой и плавно, как кистью, повёл в воздухе дымящей папиросой. — Да, вы же не ярославец. Дело в том, что наши военнопленные жили здесь вполне вольно. Многие жили не в Спасских казармах, как положено, а в городе. Кто-то и на той стороне. Работали там. У многих там знакомые… Мы привыкли, прижились в Ярославле. И вдруг вы. Трудно отвыкать, господин полковник. Вот и ходят. Я это, конечно, запретил: очень опасно, могут убить, но моя власть… Сами понимаете! — и лейтенант широко развёл руками.

— Понимаю. Дело не в этом. Та сторона в руках красных. Оттуда нас обстреливает артиллерия. Вы хорошо об этом знаете, лейтенант, — и тёмные, навыкате, глаза Перхурова пристально уставились на немца из-под низкого хмурого лба. — Огонь этот вовсе не так беспорядочен, как может показаться. Поневоле задумаешься — кто же его корректирует? Не хотелось бы возводить напраслины, господин лейтенант, но мне это очень не нравится. Что скажете?

Что-то переменилось в Балке. Он перестал улыбаться, загасил в пепельнице окурок и весь собрался, готовый отражать атаку. В глазах промелькнуло лёгкое беспокойство. Перхуров уловил это и перешёл в наступление.

— И ещё одно, господин Балк. Очень неприятное. Вы, конечно, знаете, — с нажимом проговорил он, — что наш восточный рубеж подвергается постоянным изматывающим атакам со стороны Всполья. Мы теряем людей. Вспольинское предместье разорено и сожжено. Чем вы, господин лейтенант, объясните участие ваших людей с оружием в руках на стороне противника? И это после ваших заверений, что никто не сможет втянуть их в боевые действия? Отвечайте, — резко бросил Перхуров после многозначительной паузы.

Лицо Балка озадаченно вытянулось, брови и плечи изумлённо дёрнулись, рот приоткрылся. Но острые, как два стальных буравчика, глаза пытливо сверлили Перхурова, будто изучали, зондировали, пытались разглядеть и отгадать, что известно ему помимо сказанного. Но что-то успокоило его. Лицо вновь окаменело. Плечи опали.

— Вы, господин полковник, сказали сейчас хорошее слово — “на-прас-лина”. Так? Я запомнил. Очень метко, очень по-русски. Вот это и есть, если я правильно понял, напраслина. Поймите, господин полковник, они… Не бойцы. Не солдаты. Это надломленные, обездоленные люди. Они хотят только одного — вернуться домой. Да-да, господин полковник, — с пафосом воскликнул Балк в ответ на иронические кивки Перхурова.

— Ну-ну, — усмехнулся Александр Петрович. — Продолжайте, продолжайте, господин Балк.

— Я понимаю ваше…пред-убеждение, — выговорил лейтенант ещё одно трудное слово. Голос его чуть поник. — Но вы неправы… Допускаю, что кто-то, поддавшись настроению, быть может, и говорил что-то против вас, но… Участвовать в реальных боях — это слишком. Даже после этих событий в Москве…

— Об убийстве Мирбаха всё-таки стало известно? — встрепенулся Перхуров.

— Очень возможно, господин полковник. У нас нет строгой секретности. Да и слухи, господин полковник. Слухи. Не удивлюсь, если…

— Удивитесь, господин лейтенант. Но чуть позже. А пока позвольте вам не поверить. Вы разыгрываете передо мной наивного простачка. Напрасно. Не пришлось бы пожалеть.

Балк озадаченно поморгал белёсыми ресницами и крутнул головой так, будто скинул с шеи невидимую петлю.

— Вы, господин полковник, говорите вещи очень неприятные. Но я не слышу фактов. Где факты? Пока одна только на-прас-лина. Так мы не договоримся, — и Балк с сожалением развёл ладонями.