Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

Bruxelles. Bibliothèque royale. Ms. 9961–62. Fol. 47v, 48

В страстны́х трактатах мучителей Богочеловека регулярно сравнивали со зверями. Так, Лудольф Саксонский в «Житии Христа», отталкиваясь от строк пророка Исайи (53:7) «как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих», именовал палачей Спасителя «злобными псами»[486]. Или псами, «которые рыщут… словно рыкающие львы»[487].

В Средние века величественному, но кровожадному льву уподобляли как Христа, так и Сатану. Как объяснял Августин, «имя льва означает Господа, ибо "победил лев от колена Иудина" (Откр. 5:5), и дьявола, ибо "попрал льва и дракона" (Пс. 90:13). Научитесь правильно понимать, когда говорится фигурально (figuraliter); не думайте, что камень всегда обозначает Христа, если в одном месте говорится, то камень – это Христос (1 Кор. 10:4). Одно и то же может означать разное…»[488]. Если царственность льва указывает на Царя Небесного, его свирепость делает его идеальной фигурой для Князя тьмы. По словам Астерия Амасийского, современника Августина: «И почему же лев – дьявол? Не по царственному достоинству, но по тираническому насилию; он лев не по силе, но по хищничеству. Лев пасть имеет зловонную: таков и дьявол, ибо изрыгает богохульства… Лев спит с открытыми глазами; у демонов и дьявола, хотя они и изображают благочестие и скромность, глаза открыты ко злу»[489]. В средневековой иконографии львы, стремящиеся пожрать человека, часто олицетворяли демонов, а самих бесов в их «собственном» облике представляли с львиными головами или пастями[490]. Видимо, по той же логике и свирепых палачей Христа в Псалтири Роберта Линдсея изобразили львинообразными: сравнение со зверями вплелось в их облик[491].

В XV–XVI вв. в сценах Страстей под ногами Христа, воинов или кого-то из толпы часто сидят или бегают собаки. На изображении Бичевания, написанном неизвестным фламандским мастером около 1480–1490 гг., трое палачей стегают Христа, четвертый вяжет розги, а на первом плане присел белый пес в красном ошейнике, который глядит на узника[492]. Чуть позже у Каппенбергского мастера другой белый пес, видимо, рычит на Христа, которого привели на суд Пилата (II.1.6)[493]. На миниатюре из Часослова Софии ван Билант (1475 г.) темнолицые воины тоже конвоируют Царя Иудейского к римскому прокуратору, а на полях, прямо под этой сценой, хищные звери и птицы ведут белого агнца ко льву, восседающему на престоле[494].

II.1.6. Каппенбергский мастер. Христос перед Пилатом (одна из панелей алтаря Лисборнского монастыря). Ок. 1520 г.

London. Th e National Gallery. № NG2154

В церковных текстах иудеев часто уподобляли нечистым псам[495]. Как писал в «Житии Христа» Лудольф Саксонский, узника отвели к Пилату, чтобы «злой судья его пожрал, как безумный пес»[496]. Видимо, потому на алтарной панели с изображением Иисуса перед Каиафой, написанной кем-то из мастерской Вольфганга Кацхаймера Старшего около 1480–1490 гг., перед троном первосвященника стоит белый пес, который злобно скалится на арестованного (II.1.7). Во многих случаях художники изображали палачей и псов с похожими мордами – с такими же высунутыми языками или в аналогичных позах – либо, вовсе не изображая псов, представляли мучителей чем-то похожими на собак: на четвереньках, c плетью, зажатой в зубах, словно палка, или в ошейнике с шипами.

II.1.7. Мастерская Вольфганга Кацхаймера Старшего. Христос перед Каиафой. Ок. 1480–1490 гг.

München. Germanisches Nationalmuseum. № Gm 1175

Конечно, не каждый пес – символ и не каждый символ изобличает врагов Христа. Например, во многих аллегорических композициях бегущие псы в силу игры слов олицетворяли монахов-доминиканцев – Domini canes, «псов господних»[497]. В позднесредневековом искусстве благородные охотничьи псы, псы как любимцы и верные спутники благородных господ и дам нередко сидят у ног владельцев. На надгробиях знати в их ногах часто изображали собак (у женщин обычно болонок, у мужчин – гончих). Это был один из знаков их статуса и напоминание о супружеской и вассальной преданности. Джон Болт Фридман в работе о «собачьей» символике во фламандской книжной миниатюре XV в. писал, что зритель привык видеть в псах воплощение многих позитивных и негативных качеств – одновременно модель и антимодель. Эти животные могли олицетворять как обжорство с распутством, так и верность сеньору и острый ум[498]. Однако в иконографии Страстей скалящиеся, гавкающие и агрессивные псы, вероятнее всего, напоминали о врагах Христа, прежде всего иудеях – «злобных псах, ведущих его на заклание»[499].