Воображала

Обычно все происходило так: мы брали газету, находили светскую хронику и обсуждали, каким образом и насколько фатально пали нравы за последнюю неделю. Я предупреждаю, мой милый, вряд ли это все покажется тебе смешным. Когда ты пришел, все люди, которых мы высмеивали в своих играх, тряслись от страха, позабыв о своем снобизме. Но видел бы ты их в лучшие годы! Образцы благопристойного злословия — жанра, который, к моему великому сожалению, нынче уходит в прошлое.

На Грациниане было расшитое жемчугом платье, однажды подаренное сестре заботившейся о ее внешнем виде тетушкой и строго следовавшее моде и приличиям пятидесятилетней давности. В его растрепанных волосах торчал черепаховый гребень подаренный той же тетушкой на тот же праздник, но уже мне. Грациниан смотрелся комично, нелепо и очаровательно вместе с тем. Однажды я видела, как он снимает это платье, само по себе безнадежно дурацкое, и остается в белье сестры. Я подсматривала за ним, и мне до сих пор за это стыдно, дорогой. Но тогда вместо комического эффекта, который свойственен травести, я увидела совсем иное. Грациниан был прекрасен и порочен в шелке ее белья. Казалось, белье сестры, впитавшее дух ее кожи, он носит, словно религиозный атрибут, символ своего единения с ней.

С тех пор я старалась за ним не подсматривать — слишком взволновало меня увиденное, слишком нарушило мои представления о том, что правильно.

Мы с сестрой сидели в мужских костюмах, на мне были очки, делавшие мир расплывчатым, и я часто стягивала их на нос, чтобы одарить кого-нибудь из собеседников скептическим взглядом, позволявшим мне увидеть их в подробностях.

Сестра сжимала в руке трость, которую господин Аврелий, по ее признанию, в давние времена использовал, чтобы побивать молодежь. Времена были такие давние, что в школах еще не были отменены физические наказания. Те же доисторические глубины, в которых господин Аврелий сам был молод, еще не были отмечены в отечественной историографии.

Мужской костюм мне не нравился, он был совершенно неудобен, изобиловал пуговицами, застегивать которые надоедало, а в рудименте тоги, идущем через плечо пиджака, я умудрялась путаться.

И все же было невероятно забавно смотреть на себя в зеркало на потолке. Еще одна странность квартиры Грациниана — зеркальный потолок по его мнению заменял зеркала нормальные, висящие и стоящие прямо перед тобой.

Я прокашлялась, затем, стараясь придать своему голосу мужественности, сказала:

— Господа, объявляю заседание клуба открытым. Добро пожаловать! Сегодня на повестке дня у нас…

Я полистала газету, но буквы расплывались, на носу очки держать было неудобно, а стянув их полностью, я выходила из роли.

— Прошу прощения, господа, — сказала я. — Сегодня что-то не то с моими глазами. Если мне будет позволено заметить, я виню в этом молодежь. Нынешние редакторы совсем не заботятся о зрении своих читателей. Предыдущий редактор «Императорского еженедельника» самолично читал его мне вслух. Дорогая Корделия, не могли бы вы помочь мне?

— О, — промурлыкал Грациниан. — Разумеется, господин Валентиниан. Давайте я почитаю для вас.

Он цокнул языком, с досадой покачал головой.

— Какой ужас!

— Что там, госпожа Корделия?

— Сын господина Андроника, достопочтенного иберийского аристократа и сенатора, снова участвует в этих чудовищных забавах.

— Прошу простить, если я не так понял, но не свальным ли грехом он занимается? — уточнила сестра.

— О, нет, хуже, много хуже господин Аврелий. Он выиграл автогонки.

Я схватилась за сердце, сестра возвела взгляд к зеркальному потолку, не скрывая наслаждения, с которым смотрела на себя даже в столь комичном амплуа.

— В мое время, — сказала она. — Машины нужны были людям не для того, чтобы бездумно гонять по трассе, а для того, чтобы мои чудесные лошади могли проводить дни так же, как и я, в праздности и лени.

— Я думала, — сказал Грациниан. — Вы были прославленным военным.

— Я тоже так думал, — сказала сестра. — Однако, на прошлой неделе внук посвятил меня в детали моей жизни. Оказалось, я жил на ренту, а прославленным военным был мой брат. О, благословенные дни, когда лентяи и генералы обладали одинаковым достоинством!

Мы оглушительно засмеялись. О, дорогой, какой же мы несли бред и сколько удовольствия получали от этого, какими остроумными казались себе, не имея на то никаких причин.

— Продолжайте, прошу вас, — сказала я. — Сын Андроника, наверное, участвовал в автогонках, чтобы кредиторы не забрали его поместье? Не могу найти еще хоть одну причину сесть за руль. Почему он просто не нанял водителя, если так хотел поучаствовать в гонках?

В это время зазвонил телефон, Грациниан поднялся.

— Приношу свои извинения, господа, мне нужно ответить на звонок. Надеюсь, вы не заскучаете без меня.

— Не заскучаем, госпожа Корделия, — сказала сестра. — Мы ведь учились в закрытой школе для мальчиков.

Мы снова засмеялись, а Грациниан пошел к телефону, висевшему в коридоре.

— Да?

Он некоторое время молчал, затем сказал:

— Нет, это Шакир-Джэвед. Я отпустил прислугу.