Воображала

То есть, он был с ними еще до войны? Мне стало очень обидно и горько за этого безупречно красивого мальчика. Его красота преодолевала границы между народами, которые я так тщательно соблюдала в своем разуме. Мне было абсолютно все равно, вор он, варвар или кто-либо еще. И я чувствовала отвращение к себе — пораженная красотой, я вела себя поверхностно.

Я достала из сумочки блокнот и ручку, записала адрес «Флавиана», который он, впрочем, скорее всего знал и свой телефон.

— Теперь ты можешь жить совсем другой жизнью, Децимин. Ты свободен.

— Я не свободен, — сказал он быстро, потом пожал плечами. — И никто не свободен.

— И все же, если ты захочешь, ты можешь позвонить мне. Я попробую тебе помочь.

— Кем я тогда стану? — спросил он.

— А кто ты здесь?

Я с трудом отвела взгляд, мне стало стыдно.

— До свиданья, Децимин, — сказала я. — Помни, что ты всегда можешь обратиться ко мне.

— Прощайте, моя императрица.

Я спустилась по лестнице, слушая только собственные шаги. Децимин все еще стоял на лестничной клетке. Наверное, докуривал.

В трамвае я уже не обращала внимание на его плавный ход и вид за окном, только перечитывала раз за разом письмо. Сестра хотела защиты для этих людей, и я дала ее им. Фактически, я поступила единственно возможным образом. Можно было отправить их за границу с поддельными документами, но там над ними не было бы никакого контроля.

Как и все принцепсы, идущие Путем Человека, я мастерски умела не обращать внимание на зло, которое совершается далеко от меня. Но не могла игнорировать зло, столкнувшись с ним лицом к лицу.

Добравшись до «Флавиана», я поднялась в свой номер, приняла душ и переоделась, чтобы пойти на пляж.

Поступила ли я правильно? Наверное, я не смогла бы позволить себе иного поступка — шаг в любую сторону от того, что я сделала, лишил бы меня покоя.

Но сейчас я чувствовала себя хорошо.

Кассия и Ретики на пляже не оказалось, но они вполне могли все еще гулять по городу, в конце концов, они прежде не видели Делминиона. Я подумала, что могу позволить себе не волноваться еще пару часов.

Я сидела в плетеном кресле у моря и читала мемуары одного из наших лучших генералов. Он погиб на войне в Парфии, а его незаконченную автобиографию издала жена. Меня завораживали мысли давно умершего человека. Эта светлая голова давно не существовала, а зафиксированные мысли казались засушенными цветами. В этом восхищении умершим, радости от незаконченности, было нечто кровожадное.

Иногда я отвлекалась от чтения и доставала письмо. Я смотрела на него, и ветер, наряду с запахом моря, нес запах ванили. Я забывала, где я, и сколько лет прошло с тех пор, как мы жили здесь летом, росли, как иллирийские цветы.

Когда я поднялась на свой этаж, чтобы переодеться и пойти искать порученных мне детей, я увидела в коридоре Ретику. Она поставила на пол сумки и возилась ключом в замке.

— Ретика!

Она вздрогнула, потом смущенно улыбнулась.

— Здравствуйте.

— Ты уже купила себе одежду?

Она кивнула. Дверь ей поддалась, но некоторое время мы обе не шевелились и стояли молча. Мне нужно было поладить с ней, поэтому я спросила:

— Покажешь?

Ретика поманила меня рукой. Она предпочитала не говорить, если можно было. Я села в кресло, а Ретика стала раскладывать передо мной купленную одежду. Смешные майки, цветастые юбки и джинсовые шорты, несколько умилительных, слишком длинных для Ретики свитеров. Количество вещей явно не соответствовало количеству денег, которые я дала Ретике. Я вздохнула.

— Ты ведь хотела одеться соответственно месту.

Тут Ретика улыбнулась, обернулась ко мне с майкой, разрисованной смешными оленями, в руках.

— Но вы ведь сами сказали мне, что я могу просто быть самой собой. А чтобы не мерзнуть, пока я буду самой собой, я купила свитера.

Я вдруг засмеялась, а затем засмеялась и Ретика. Это было не свойственно нам обеим, а потому вдвойне приятно.

В этот момент дверь открылась, с присущей ему бесцеремонностью к нам заглянул Кассий.

— Мы идем гулять? Я еще не все убогие дворцы посмотрел, и вообще хочу в кафе, заказывать еду и кричать вслед официантам!

Я вдруг поняла, что мы с ними поладим.

Глава 9

Я целовала белые цветы, которые вплетала в ее чудесные волосы.

— Ты так прекрасна, моя милая, — сказала я. Сестра засмеялась. Она сидела перед зеркалом, а я была позади нее, вдыхала запах ее волос.

— Он хороший, да? — спросила я. — Ты точно уверена?

— Милая, не так важно, хороший ли он. Важно, легко ли им управлять.

— Но разве тебе не будет противно? Ты ведь не любишь его.

— Я никого, кроме тебя, не люблю, Воображала.

Она обняла меня, и наши отражения в зеркале показались мне фотографией. Может быть, потому что я слишком желала запечатлеть этот момент. Мой милый, мне вовсе не хотелось отдавать чужому мужчине мою сестру. Мне не хотелось, чтобы он смотрел на нее и обращался с ней, как с женой.

Но тогда я не думала, что теряю ее. Мы принадлежали друг другу, и только смерть могла забрать ее у меня. Позже я сомневалась в этом, но не из-за Домициана. Совсем другой человек забрал ее у меня, и совсем в другое, намного более страшное время.